.
На первый взгляд комментарии этнографов кажутся неискренними. Многие российские этнографы играли важную роль в мероприятиях государства по категоризации населения и прославлению империи. Некоторые члены Отделения этнографии, например Вениамин Семёнов-Тян-Шанский и Серафим Патканов, служили в Центральном статистическом комитете МВД, участвовали в планировании и проведении Всероссийской переписи 1897 года. Другие члены комиссии, включая Анучина, организовывали крупномасштабные этнографические выставки в России и за рубежом, на международных ярмарках, таких как Всемирная Парижская выставка[84].
Но этнографы ИРГО – которые ездили по всему миру, участвовали в международных конференциях и читали европейские и американские научные журналы – считали, что вносят гораздо меньший вклад в дела империи, чем их коллеги в Западной Европе. И это было отчасти правдой. МВД клеймило этнографию (с ее вниманием к национальности) как «рассадник сепаратизма» и считало профессиональных этнографов (высказывавшихся за уступки нерусскому населению) политически неблагонадежными, тем более что Штернберг, Владимир Богораз и некоторые другие эксперты занялись этнографией, будучи сосланными в 1890‐х годах в Сибирь за антиправительственную деятельность[85]. По этим и иным причинам царь и его министры обращались за информацией о населении к местным генерал-губернаторам и военным статистикам, а не к профессиональным этнографам[86].
Но верно также, что российские этнографы идеализировали положение своих европейских коллег, зачастую преувеличивая роль британских и французских антропологов в колониальных проектах их государств. Несомненно, европейские антропологи из целого ряда стран обеспечивали колониальные власти этнографической информацией и помогали своим правительствам вырабатывать «формы управления покоренными народами»[87]. Но Ольденбург и Штернберг вдохновлялись европейскими дискуссиями о «прикладной антропологии» и «прикладной этнографии» задолго до того, как эти области четко оформились. Штернберга, по-видимому, вдохновляло намерение британского правительства учредить Имперское бюро антропологии – проект, который в то время ничем не закончился[88].
На съезде 1909 года Штернберг предложил, чтобы российское правительство учредило свое собственное этнографическое бюро на основе европейской модели, которое проводило бы исследования по всей империи и составляло бы карты для официального пользования[89]. Штернберг уверял своих коллег, что бюро такого типа может работать на либеральную повестку, обеспечивая Думу информацией, необходимой для улучшения условий жизни инородцев империи. Другие этнографы не испытывали восторга от этого предложения, предупреждая, что их собственные цели неизбежно будут подчинены целям царской бюрократии. Анучин выступал с наиболее громкой критикой, утверждая, что правительственное этнографическое бюро приведет к потере профессиональной автономии. После не слишком продожительных прений большинство поддержало Анучина и отвергло предложение Штернберга