.
Особенно внимательно относился Мышкин к своим товарищам. И эта была тоже форма борьбы – борьбы за спасение тех, кто слабее, кто мог упасть духом. Где бы Мышкин не сидел, он регулярно перестукивался с товарищами, старался передать им записки, поддерживать с ними контакт, хотя это и грозило ему карцером.
Эта повседневная борьба Мышкина, его беззаветный героизм пугали царские власти. Преследуя Мышкина, помещая его всегда в наихудшие условия, царские палачи по сути дела боялись его. Недаром при переводе его из одной тюрьмы в другую они в сопроводительном письме отмечали необходимость организовать за Мышкиным особо строгий надзор вследствие его «решительного характера»>54.
В октябре 1877 г. Мышкин, как и остальные обвиняемые по делу «о революционной пропаганде в империи», был снова переведен в Дом предварительного заключения. Начался процесс. Утром 18 октября 1877 г. здание тюрьмы наполнилось звуками: гремели ключи, вставляемые в замки, щелкали запоры. Заключенных выстроили в нижнем коридоре, около каждого из них встало по два жандарма с саблями наголо. Начальник конвоя объявил, что в случае неповиновения или попытки к бегству жандармы немедленно применят оружие, и отдал команду двигаться. Узким извилистым подземным коридором длинная процессия направилась в здание окружного суда, где должны были начаться заседания Особого присутствия правительствующего сената.
Обвиняемые были усажены на места для публики. Четыре человека – Мышкин, Войнаральский, Ковалик и Рогачев – как наиболее важные из подсудимых были усажены на обычные места для обвиняемых, находившиеся на возвышении и обнесенные барьером. Сенаторы сидели за длинным столом против мест для публики. Хотя было объявлено, что процесс проводится публично, на самом деле в зал суда обычно пропускалась лишь специально проверенная «публика», среди которой постоянно сидели агенты III отделения.
Как теперь стало известно, весь процесс проходил под негласным контролем со стороны самого царя. Обо всех заседаниях агентурные сводки систематически докладывались Александру II, который давал личные указания. Так, когда Александру сообщили, что на одно заседание в зал проникло несколько студентов, немедленно последовала резолюция: «Его величество изволил обратить на это обстоятельство внимание и желание, чтобы это не повторялось...»>55 Нарушая все рамки законности, Александр II вмешивался в ход процесса, поощряя судей не считаться ни с какими юридическими нормами. Когда председатель Петерс на заседании 14 ноября позволил обвиняемому Соловцовскому высказаться до конца, не прерывая его речь, Александр распорядился следующим образом оценить ведение этого заседания Петерсом: «Государь император не одобрил этот способ действия. Об этом следует сообщить на словах г. ст. секр. гр. Палену