Дело осложнялось тем, что из-за легенды, которой придерживалась наша сторона на всём протяжении следствия и собственно процесса, какие-то действия непосредственно от имени Советского Союза полностью исключались. Нужна была страна-посредник. Таким посредником стала ГДР. Немецкие коллеги отнеслись к нашей просьбе с полным пониманием, пообещав всяческое содействие со своей стороны»[40].
А потому дело вскоре пошло так, словно бы кто-то как-то — некие родственники — по своей сугубо личной инициативе решил заняться спасением этого загадочного человека. Почему загадочного? Да потому, что американцы так ничего реального про него и не узнали.
«Важное значение имело поведение на суде самого разведчика. Им был избран оптимальный вариант действий. В соответствии с американским законодательством он отказался от дачи показаний, уполномочил суд выделить ему защитника и весь процесс обратил в диалог между судом и защитой. Это лишило обвинение возможности требовать от разведчика показаний, объяснений, доказательств и разыгрывать эффектные сцены политического шоу»[41].
Однако не будем увлекаться историей Рудольфа Абеля, наша книга совсем не о нём, а потому выбираем лишь те страницы, которые непосредственно связаны с Юрием Дроздовым. И первую из них найдём в его книге «Вымысел исключён»:
«…Двоюродным братом Р. И. Абеля — Ю. Дривсом, мелким служащим, проживающим в ГДР, я стал при следующих обстоятельствах. Весной 1958 г. Н. М. Горшков>{22}, руководитель отдела, где я работал, положил передо мной журнал „Дер Шпигель“ со статьёй „Дело Эмиля Гольдфуса“. Он предложил мне прочитать статью и подумать. На нашем языке это означало дать конкретные предложения по существу вопроса.
— Надо освобождать, — сказал я.
— Вот и займись! — был ответ.
Таким образом было доведено до меня решение руководства разведки об участии в мероприятиях по освобождению захваченного в США советского разведчика-нелегала „Марка“ (Р. И. Абеля)»[42].
Честно говоря, воспоминания больших начальников о своей молодости следует читать с некоторой осторожностью. Не потому, что они непременно должны что-то забыть или перепутать, но потому — никому не в обиду! — что они давно уже мыслят совершенно иными категориями, нежели мыслили когда-то. К примеру, вот этот диалог: «Надо освобождать». — «Вот и займись!» — воспринимается так, словно бы именно Дроздову поручили начинать разработку и выполнение этой операции.
Такое впечатление неудивительно, ведь сколько раз потом начальник Управления «С» генерал-майор Дроздов получал подобные указания от Юрия Владимировича Андропова или Владимира Александровича Крючкова! И разрабатывал, и руководил… Но тогда, в 1958-м, всё было несколько по-иному. К тому же припомните наш разговор с Крючковым. Никогда ранее ничего подобного не было, но тут получается, что словно бы это сам Дроздов решил: мол, надо… И всё завертелось!