Теорія Герцля и созданная имъ доктрина еврейскаго національнаго самосознанія съ лозунгомъ: «домой, въ Палестину», въ свое собственное правоохраненное государственное убѣжище, — съ моей точки зрѣнія не являлась даже оригинальной, а была подражаніемъ тому, что дѣлалось кругомъ, и лично во мнѣ не вызывала особыхъ симпатій. Я откровенно всегда заявлялъ, что въ выдвинутой Герцлемъ идеѣ сіонизма я усматриваю не шагъ впередъ для еврейства, а, напротивъ того, >capitis deminutio его. Еврейству былъ внушенъ идеалъ, обычный для того времени, я бы сказалъ, шаблонный, и только потому, быть можетъ имѣвшій успѣхъ, что тотъ специфическій еврейскій идеалъ, который дѣйствительно являлся свойственнымъ только этому народу, былъ неизвѣстенъ и непонятенъ тѣмъ, кто жилъ далеко отъ еврейской духовной жизни. Сіонизмъ собралъ разсыпанныя части храмины, благодаря магическому дѣйствію лозунговъ Теодора Герцля, — но въ своей основѣ это не былъ спеціально еврейскій идеалъ.
Съ точки зрѣнія политической, я смотрѣлъ на сіонизмъ, какъ на явленіе отрицательное, — во-первыхъ, уже въ силу того соображенія, которое встрѣчало обычный, я бы сказалъ, трафаретный отпоръ со стороны сіонистовъ, а именно, что идея политическаго сіонизма по формулѣ Герцля ставила евреевъ въ ложное положеніе по отношенію къ народностямъ, среди которыхъ они живутъ; ciонистскіе лозунги какъ-бы подкрѣпляли утвержденіе, что евреи являются только временными гражданами того государственнаго организма, часть котораго они составляютъ. Въ противовѣсъ этому доводу сіонисты не безъ основанія всегда ссылались на то, что какъ-бы ни старалось еврейство проявить себя безупречными гражданами даннаго государства, господствующая власть, изъ-за присущаго всякому народу націоналистическаго чувства, которое въ отношеніи евреевъ еще легче обостряется и превращается въ воинствующій антисемитизмъ, — все равно не признаетъ евреевъ надлежащими гражданами, что еврейство во всѣхъ странахъ окружено одинаково враждебной атмосферой, какъ бы ни старалось оно проявить свою гражданственность. Это соображеніе было умѣстно, поскольку оно обращалось къ такимъ евреямъ, какими являлись поляки Моисеева закона или польско-еврейскіе ассимиляторы; но оно не могло служить вѣскимъ возраженіемъ по отношенію къ тѣмъ, кто, стоя на почвѣ признанія высокой, и даже высочайшей, цѣнности собственно-національной еврейской культуры, въ смыслѣ государственномъ ощущалъ свое сліяніе съ другими элементами и съ другими народностями государства. Я всегда думалъ, что еврей, сознающій культурное назначеніе еврейства, не только еще сильнѣе чувствуетъ себя внутренно обязаннымъ къ лояльности, но считаетъ себя не за страхъ, а за совѣсть гражданиномъ того государства, въ которомъ онъ живетъ. Сознаніе себя членомъ еврейской націи въ культурномъ отношеніи превосходно уживается съ сознаніемъ себя русскимъ гражданиномъ въ смыслѣ государственномъ и политическомъ. Это не двойственность, а многогранность, которая сама по себѣ составляетъ отличительную черту подлиннаго еврейскаго національнаго сознанія.