Ортодоксальный кругъ еврейства съ самаго начала появленія сіонизма сталъ во враждебное къ нему отношеніе. Для многихъ изъ этого круга явленіе сіонизма представлялось непонятнымъ. Казалось бы, напротивъ, именно ортодоксальное еврейство, которому такъ близокъ лозунгъ Сіона, которое такъ искренно проникнуто клятвеннымъ заявленіемъ: «да забудетъ меня правая рука, если я тебя забуду, Іерусалимъ», — должно было бы радоваться тому, что еврейство не религіозное, чуждающееся обрядовыхъ традицій, начинаетъ воспринимать тотъ же лозунгъ и проникаться тѣмъ же клятвеннымъ обѣтомъ. А между тѣмъ, — фактъ несомнѣнный, — сознательная ортодоксія относилась къ сіонизму враждебно и противодѣйствовала его развитію. Многіе склонны были поверхностно объяснить этотъ фактъ тѣмъ, что идея политическаго сіонизма противоречила религіозному представленію о мессіанизмѣ: религіозные ортодоксальные евреи яко бы потому противъ сіонизма, что возвратъ евреевъ въ Ciонъ возвѣщается, какъ результатъ политическаго воздѣйствія; рѣчь идетъ о полученіи >charter’a отъ султана, словомъ, о какой то дипломатической работѣ, а не о религіозно освященномъ актѣ, не о водительствѣ Мессіи, долженствующаго появиться «на бѣломъ конѣ».
Я бы сказалъ, что это — наивное объясненіе. На самомъ дѣлѣ, враждебное отношеніе ортодоксальнаго еврейства къ сіонизму объяснялось тѣмъ, что оно болѣе или менѣе сознательно въ нѣкоторыхъ случаяхъ, а въ большинствѣ случаевъ безсознательно, воспринимало сіонизмъ, какъ суррогатъ еврейскаго національнаго сознанія, который заставляетъ части еврейства, почувствовавшія потребность въ національномъ самосознаніи, искать его на невѣрныхъ путяхъ, — не тамъ, гдѣ лежатъ его корни, развившіеся въ теченіе тысячелѣтій. Сіонизмъ представлялся какъ-бы актомъ «внѣшней приписки къ еврейству», а не внутренней спайки съ прошлымъ всего народа; чувствовалось, что въ идеѣ сіонизма нѣтъ и атома юдаизма. И если впослѣдствіи внутри самаго сіонистскаго движенія разгорѣлась борьба, отъ которой такъ душевно страдалъ самъ Теодоръ Герцль; если послѣ второго конгресса, когда ciонистской партіи угрожалъ расколъ, борьба эта завершилась признаніемъ необходимости заняться актуальной работой въ тѣхъ странахъ, гдѣ живетъ еврейство, — то это явилось именно результатомъ внутренняго признанія правоты какъ-бы тѣхъ претензій, которыя ортодоксальное еврейство предъявляло къ сіонизму. Это рѣшеніе отразило потребность заполнить, путемъ культурной работы, подлиннымъ еврейскимъ содержаніемъ внѣшнія рамки, очерченныя лозунгомъ правоохраненнаго убѣжища, въ болѣе или менѣе далекомъ будущемъ. Но и здѣсь сіонизмъ, по моему убѣжденію, до настоящаго времени еще не нашелъ надлежащаго пути. И въ этой фазѣ развитія ciонизма, внѣшній признакъ языка — заполняетъ все, являясь опять таки суррогатомъ юдаизма. Я часто находилъ подтвержденіе моимъ мыслямъ о сіонизмѣ въ томъ явленіи, что самыми яркими послѣдователями сіонизма во многихъ случаяхъ были очень почтенные, горячіе евреи, совершенно незнакомые съ еврействомъ, незнакомые, въ частности, съ еврейской письменностью. И въ настоящее время, когда политическій сіонизмъ сталъ преобладающимъ, и въ результатѣ всемірной войны осуществленіе политическихъ сіонистскихъ идеаловъ стало возможнымъ, — мало слышно лозунговъ, говорящихъ о возрожденіи еврейскаго духа; вопросы чисто политическіе и чисто экономическіе сосредоточиваютъ на себѣ почти исключительно вниманіе тѣхъ почтенныхъ дѣятелей, которые, не щадя своихъ силъ, стремятся къ осуществленію политическихъ задачъ сіонизма. Тотъ строй автономной жизни, который рисуется уже почти обезпеченнымъ, пока что отнюдь не фасонируется по чисто еврейскому образцу; и если легко себѣ мыслить теперь автономное еврейское государство въ Палестинѣ, но оно пока что и самимъ вѣрующимъ рисуется въ видѣ государства евреевъ, а не въ видѣ еврейскаго государства.