Как бы там ни было, доверчивость к нему медвежонка Денисова трогала, и он никогда не отказывал, если тот просился на руки. Бывало, что медвежонок засыпал у Денисова на коленях, и тогда приходилось сидеть и ждать, пока он проснется, а если времени не было — переносить спящего на кровать. Обычно в таких случаях медвежонок не просыпался, а если иногда и открывал сонные глазенки, то смотрел бессмысленно и тут же снова засыпал. Ничто не тревожило его ни в доме, ни вокруг, ничто не смущало чистую детскую душу. Фыркал на луговине мерин, блеяла коза, которой надоедало ходить по кругу на веревке, пищали и бегали под полом мыши, но эти звуки были привычными, успокаивающими, продлевающими сон.
Но особенно Денисова умиляла привычка медвежонка сосать его палец. Денисов и не думал приучать его к этому, все получилось случайно. Просто один раз он обмакнул палец в мед и дал попробовать медвежонку. От сладкого запаха его черный нос задвигался как живой, и он шершавым язычком в мгновенье слизал мед. И потом долго облизывал палец, который стал как вымытый. Балуя медвежонка, Денисов нет-нет да и повторял прием, и скоро медвежонок, влезая к Денисову на колени, по привычке тянулся к пальцу и начинал с причмокиванием сосать его, хотя медом от него и не пахло.
Все началось с забавы, а кончилось тем, что Денисов забеспокоился: как теперь быть с ульями, которые он обычно выставлял на дальнем конце луговины, где паслись мерин и коза? Ни тот, ни другая к меду привычки не имели и к ульям не подходили, поскольку там роями вились пчелы, но ведь медвежонок-то мед обязательно разнюхает. Он и сейчас-то порывается за забор, а подрастет — обязательно вырвется, за ним не усмотришь.
Надо было как-то обезопасить ульи, и Денисов, когда пришло время выставлять их, сделал вокруг пасеки прочный тын из жердей. Не забыл и о калитке и, попробовав сооружение на прочность, остался доволен — вряд ли у медвежонка хватит сил, чтобы повалить ограду. Правда, он мог перелезть через нее, но и это Денисов предусмотрел в своих антимедвежьих планах — пустил поверху тына колючую проволоку, моток которой хранился у него на всякий случай. И уж тогда выставил ульи.
А между тем, как Денисов и предполагал, медвежонок начал предпринимать активные попытки, чтобы вырваться на простор. Там, за забором, был какой-то незнакомый ему, манящий мир, туда каждый день выпускали козу и мерина, а он целыми днями крутился вокруг дома, где все давным-давно знал. Непоседливая натура медвежонка не могла вытерпеть этого, и он принялся дотошно обследовать забор. Он с таким упорством пробовал оторвать доски, что Денисов понял: надо выпускать, а то оторвет какую-нибудь доску да и напорется, чего доброго, на гвоздь. И однажды он открыл калитку и выпустил медвежонка.