— Охочусь. Артель у нас.
— Чай, белку лущите?
— Когда как, когда и соболя.
— Говори — соболя! За соболем набегаешься. А за белкой чё бегать, ее навалом. Только прибыток с этой векши — нищему на опохмел.
— У тебя и на опохмел-то нету! — сказал Яшка, задетый пренебрежительным тоном Кости, хотя тот был не так уж далек от истины. Заработки у охотников и впрямь мизерные. Раньше-то, говорил отец, лучше были. Раньше шкурки сдавали прямо в заготконтору, а теперь — в колхоз. А там такой налог лупят, что не до жиру.
Расстались друзьями. Костя побожился, что скоро разыщет Яшку и отдаст долг. Не надо, сказал Яшка. Подумаешь — рупь. Ты лучше погоди со своими приисками, здесь чего-нибудь придумаем.
Обнадеживая Костю, Яшка метил далеко. Он сразу понял: из этого урки может получиться неплохой помощник в деле, о котором он давно думает. Парень хват, а Яшке такой и нужен. Не охотился? Эка невидаль. За месяц-другой так поднатаскаю, что эту самую белку в глаз бить будет. Отец не зря сказал про ружье, рано или поздно отдаст, вот тогда Костя и понадобится.
Зима выдалась удачной. План выполнили с излишком, хотя и пришлось поуродоваться. Неделями жили в тайге, в охотничьих избушках, поставленных еще дедами. Спали, не раздеваясь, на нарах, оставляя на ночь дежурного, чтобы подтапливал печку. По-другому было и нельзя. Как ни топи с вечера, а к половине ночи избушка на сорокаградусном морозе выстывала, и в ней делалось, как в погребе. Какой уж тут сон. А не выспишься — ружье дрожит в руках, будто выпил с вечера. В деревню, конечно, выбирались — помыться в бане, отоспаться по-человечески, но такие праздники были редки.
Этой зимой всех удивил Федотыч. Разыскав в тайге берлогу, выгнал из нее медведя и застрелил, да не успел и опомниться, как выскочил второй[3]. Собаку так поддел, что отлетела, и на Федотыча. Тот за ружье. Щелк — осечка! И нож уже не вытащишь — вот он, медведь-то. Ну и схватились, как говорится, в охапку, сила на силу. Федотыч-то половчее оказался — подсек медведя «подножкой» и не дал встать, распорол ножом брюхо.
Яшка как раз был в деревне, когда Федотыч с мужиками привез медведей. Оказалось — медведица с пестуном. Яловая, не огулял никто, вот и легла вдвоем, чтоб не скучно было, смеялись деревенские, приходившие посмотреть на добычу. Яшка не ходил. После того разговора летом переменился к Федотычу: всерьез считал медвежатника трусом, и даже такой случай, как борьба с медведем врукопашную, никак не повлияла на Яшкино умонастроение. Подумаешь — пестун. Ему и всего-то год, с таким чего не сладить.