— Конечно, за домом я присмотрю, — торопливо согласилась Катя, а про себя решила: «Вот придет с работы отец, все расскажу ему, и он уговорит ее не ехать в такую даль».
Мария Васильевна встала, в ее душе вдруг пробудилась к бывшей невесте сына хмурая нежность.
— Иди домой, — беззлобно сказала она, — а то еще Федор ревновать станет.
Катя шагнула к двери. Мария Васильевна, закусив губу, с неприязнью подумала о соседке: «Холодная, как роса. А Петька любит ее».
День угасал. Мать Климова не перестала волноваться, и боль в ее душе не притуплялась. Только сегодня узнала о том, что сын ранен, а казалось, прошла вечность. Сейчас она боялась самой себя, боялась, что если схватит сердце, тогда ей не выбраться к сыну. А ей так хочется поехать к нему, посидеть с ним рядом в больничной палате, поухаживать за ним, может, ему и легче станет. Материнская любовь, она лучше докторов исцеляет. Жаль, что нет Максима. С ним было бы легче ехать. Как-то он говорил, что в жизни есть много дорог, выбирай любую, но дверь у жизни одна, и открыть ее надо достойно.
К вечеру Мария Васильевна собралась в дорогу. «Не мне сообщил, что ранен, — Катерине. Видно, хочет, чтобы она к нему приехала, видно, по-настоящему Катя не любила Петра. Я вот к Максиму чуть ли не на край света поехала — на полуостров Рыбачий. Выше острова одно море. Там и свадьбу сыграли. Эх, годы-годы!»
— Мария, к тебе можно? — услышала мать Климова чей-то голос. Вышла на крыльцо. Во дворе стоял Пимен, отец Катерины. Видно, прямо с работы: одет в спецовку, не брит. Работал он на маслозаводе прессовщиком, и от него всегда пахло жареными семечками.
— Заходи, Пимен.
Отец Катерины тепло поздоровался с Марией Васильевной за руку, присел на стул. Он раньше чаще навещал соседку, а с тех пор как Катя вышла замуж, к ней не заходил. Ему казалось, что мать Петра затаила на него обиду. И он, не стесняясь, признался ей:
— Я так полагаю, Мария, нет греха в том, что Катя нашла себе другого. Ну, подружили они, помиловались. Всякое бывает в молодости.
— Мне сына жаль. Верил он Катерине.
— Всякое в жизни бывает, — гнул свое Пимен. — Правда Петьку пуля укусила?
— Правда, — голос у Марии Васильевны дрогнул. Не стыдясь соседа, она всхлипнула.
— Не надо, Мария. Не надо. Слезами горю не поможешь. Живой твой Петька. Понимаешь, живой. А это главное. Ты гляди в корень — перед врагом парень не спасовал. Весь в отца! Гордиться надо таким сыном!
Пимен, стараясь успокоить соседку, говорил о Петре как о самом близком для себя человеке. Мария Васильевна, поглядывая в распахнутое окно на черное небо, беспокоилась: