Администрация конфисковывала и закрывала газеты, запрещала собрания, хватала не только революционеров, но и вообще всех неугодных ей, а главное – держала, больше даже, чем дружественный, нейтралитет по отношению к громилам. В № 17 «Права» за 1906 год напечатана была составленная на основании документов министерства внутренних дел официальная записка, свидетельствующая, что манифест встречен был с радостью и уничтожил бы престиж крайних партий, если бы правительство проявило искренность. А оно, под главенством Трепова, всячески дискредитировало значение исторического акта и, напротив, подстрекало к насилиям, и уж тем паче не принимало мер к их прекращению. Такое поведение правительства «вызвало бурю негодования среди населения, которая совершенно смела первое радостное впечатление от чтения манифеста 17 октября».
Наша тактика при таких условиях неизбежно складывалась наперерез правительству и определялась непримиримой борьбой направо и дружественным вынужденным нейтралитетом налево. Левые принимали такое отношение без всякой благодарности, снисходительно, как нечто им должное. Я лично испытывал ощущение, что действую из-под палки и что свободного выбора нет, это ощущение вызвало неприязненное раздражение. Практическое испытание нейтралитета состоялось уже на втором номере газеты. Революционные партии, опираясь на типографских рабочих, предъявили требование напечатать манифест о финансовом бойкоте правительства – истребовании вкладов из сберегательных касс, отказе от платежа налогов и т. д. 1 декабря в безвкусном зале редакции «Нового времени», с простреленными во время семейной ссоры зеркалами, состоялось заседание редакторов газет, на котором единогласно постановлено было манифест напечатать, с правом по своему разумению так или иначе отнестись к его содержанию.
Благообразный старик А. С. Суворин непосредственного участия в обсуждении не принимал – он сидел у открытой в зал двери своего кабинета, и сын его Михаил то и дело подходил к отцу за указаниями, прежде чем высказать мнение «Нового времени». Тем не менее на другой день «Новое время» вышло без манифеста, и Витте потом поддразнивал меня, что Суворин оставил нас в дураках. А теперь из мемуаров Витте видно, что, узнав о предстоящем опубликовании революционного манифеста, он поздно ночью позвонил Суворину и, пугнув лишением казенных объявлений, добился бесцеремонного предательства. А газеты «дураков», в том числе и «Народная свобода», были закрыты, и через несколько дней я получил вызов к судебному следователю для допроса по обвинению по 129-й статье Уголовного уложения. Допросив меня, следователь спросил, могу ли я внести 10 000 рублей залога. Таких денег у меня тогда и вообще не было. Я предложил отпустить меня на несколько часов, но он и слышать не хотел и препроводил в Дом предварительного заключения. Но я просидел лишь несколько часов: Каминка, узнав о моем приключении, принес ценных бумаг на требуемую сумму, и меня отпустили. Газета стала выходить под перелицованным названием «Свободный народ», снова была конфискована, и так повторялось еще несколько раз.