Но я еще должен был посетить департамент полиции, чтобы ликвидировать тяготевшее запрещение въезда в столицу. Это легко удалось, да и обещание оправдалось – я был назначен, но, во-первых, со значительной задержкой, во-вторых, не в юрисконсультскую часть, а в самую захудалую, пенсионную, и, в-третьих, с некоторым понижением класса должности.
Мне, однако, не приходится жаловаться на отсрочку, ибо она дала мне счастье сохранить в памяти яркое воспоминание о целом дне, проведенном возле Л. Н. Толстого и с ним. Великий писатель закончил тогда «Воскресение» и читал его в рукописи Давыдову, навещавшему Ясную Поляну. Давыдов, между прочим, оспаривал печатное утверждение Кони, будто бы он, Кони, дал Толстому тему «Живого трупа». Не знаю, кто прав, во всяком случае, при разборе дел для составления ответов на запросы комиссии Муравьева я наткнулся на судебное производство по делу Гиммера, послужившему канвой для популярной драмы Толстого. Относительно же «Воскресения» Давыдов отметил несколько неточностей в изложении хода судебного разбирательства и условился дать знать в Ясную Поляну, когда в суде будет слушаться какое-нибудь интересное дело, чтобы Толстой приехал непосредственно ознакомиться с ходом судебного заседания.
Такой день наступил, но Толстому не дано было увидеть обычное заседание. Оно не было бы торжественней, если бы в зале присутствовал сам министр юстиции: судьи одеты были строго по форме, а не в разнокалиберное штатское платье с заменой лишь пиджака небрежно напяленным сюртуком, и не только докладчик, но и остальные судьи, обычно не отрывающие глаз от лежащих перед ними поверхностно подготовленных дел, внимательно следили за допросом подсудимого и свидетелей, и присяжные заседатели старались не ударить лицом в грязь, хотя украдкой все посматривали на знаменитого гостя, сидевшего в пальто в глубине зала и тщетно старавшегося сделать себя незаметным, и судебный пристав тоже отдавал себе отчет в величавости обстановки и громко и четко возглашал, обводя публику строгим взглядом: «Суд идет! Прошу встать!»
К слушанию назначено было дело по обвинению мещанина в нанесении раны девице, а сущность заключалась в том, что молодой молчаливый парень долго убеждал девицу из публичного дома бросить свое ремесло и выйти за него замуж, она же водила своего поклонника за нос, пока тот не вышел из себя и не пырнул ее ножом в живот. В качестве свидетельниц и были вызваны все девицы из публичного дома, в котором происшествие разыгралось, во главе с пухлой хозяйкой, все густо нарумяненные, в модных огромных шляпах, и насытили зал запахом духов. Конечно, и я не преминул забежать на короткое время в зал, чтобы внимательно разглядеть обожаемого писателя, которого видел впервые. А позже ко мне явился курьер Давыдова: «Вас просит председатель». В кабинете у него я увидел Толстого и переминающегося с ноги на ногу крестьянина. Представив меня Толстому, Давыдов сказал: «Возьмите, пожалуйста, этого просителя и выясните, что ему нужно. Это, очевидно, по вашей части».