Добрая старушка появилась в проеме двери. Улыбнувшись, она сделала книксен перед мистером Холмсом, однако не без тревоги бросила взгляд на недвижное тело.
– Все хорошо, Марта. Ваш хозяин ничуть не пострадал.
– Рада этому, мистер Холмс. Как-никак хозяином он был неплохим. Вчера он собирался отправить меня со своей супругой в Германию, но ведь это помешало бы вашим планам, сэр?
– Верно, Марта. Пока вы были здесь, я ни о чем не беспокоился. Мы ждали вашего сигнала.
– Тут был секретарь, сэр, – такой коренастый джентльмен из Лондона.
– Знаю. Он проехал мимо нас. Если бы не ваши отличные навыки вождения, Ватсон, мы бы превратились в эмблему: Европа, раздавленная прусским Джаггернаутом.
– Я уж думала, он никогда не уедет. Его присутствие вряд ли бы вас устроило, сэр.
– Конечно. Но нам пришлось прождать на холме всего лишь около получаса, а потом я увидел, как вы потушили лампу, и стало понятно, что путь открыт. Можете связаться со мной завтра в Лондоне, Марта, в отеле «Кларидж».
– Очень хорошо, сэр.
– Надеюсь, у вас все готово к отъезду.
– Да, сэр. Сегодня хозяин отправил семь писем. Как обычно, я переписала адреса. А получил девять; они тоже у меня под рукой.
– Отлично, Марта. Завтра я их просмотрю. Спокойной ночи. Эти бумаги, – продолжал Холмс после ухода служанки, – большой важности не имеют: все сведения были, разумеется, представлены немецкому правительству давным-давно. Здесь оригиналы, которые нельзя было без риска вывести из страны.
– Тогда они совершенно бесполезны.
– Я бы не стал этого утверждать, Ватсон. По ним, во всяком случае, можно определить, что именно германской разведке известно, а что нет. Должен признаться, немалое количество этих бумаг прошло через мои руки, и незачем уточнять, что достоверности в них ни на грош. На склоне лет мне приятно будет наблюдать, как немецкий крейсер войдет в пролив Солент, руководствуясь планом минирования, который я же и изобрел. Но вас, Ватсон, – Холмс, оторвавшись от своего занятия, приобнял старого друга за плечи, – я до сих пор при свете толком не разглядел. Как сказались на вас все эти годы? С виду вы все тот же неунывающий мальчуган.
– Я чувствую себя на двадцать лет моложе, Холмс. Я редко бывал так счастлив, как в тот день, когда получил вашу телеграмму с просьбой встретить вас в Харидже на машине. А вы, Холмс, вы почти не переменились, за исключением этой жуткой бороденки.
– Ради блага страны приходится иногда идти на жертвы, Ватсон, – отозвался Холмс, дергая себя за пучок на подбородке. – Завтра она превратится в страшное воспоминание. Подстригусь, слегка подправлю внешность и появлюсь завтра в «Кларидже» таким, каким был до этого американского фортеля… прошу прощения, Ватсон, похоже, моя английская речь испортилась навеки… еще до того, как мне пришлось поработать американцем.