Но, с другой стороны, он пожалел первую проститутку, выслушав ее печальную повесть, увидев преждевременное увядание прекрасного тела. Вот и сейчас ему жалко самого себя, пораженного другой тяжелой болезнью. Если он способен к жалости, то дело не в эмоциях.
Может, тело потеряло чувствительность? Он ущипнул себя за живот и почувствовал боль. Значит, нервные волокна проводят сигналы в обе стороны, тело здорово, и проблема не в том. Тогда в чем? Он снова вспомнил поразительную красоту второй проститутки. Но если женская нагота не возбуждает его плоть, не превратился ли он ненароком в гомосексуалиста?
Эта мысль потрясла его. Родившись, она отказалась исчезнуть. Избавиться от нее стало невозможно. Он отгонял ее от себя, слишком страшной она была. Он — гомо? Нет, только не это! Но мысль вернулась, заполняя поле зрения огромными буквами. ГОМО… ГОМО… ГОМО… ГОМО… Буквы накладывались одна на другую, выстраивались в ряд, переворачивались, водили хоровод, разбухали до гигантских размеров, грозя прорвать черепную коробку и причиняя пронзительную боль. Роберт почувствовал головокружение, слабость и страх, внезапный страх за свою жизнь. Голову сдавило, как обручем, в висках стучало, он слабел, как будто рождался заново, мучительно протискиваясь через родовые пути. Кости черепа заходили одна на другую, искажая восприятие мира. Сердце бухало, как безумное, в глазах темнело. Тело стало холодным и мокрым, как у лягушки. Сознание пропадало и появлялось, стены сдвигались и раздвигались, оставляя его в пустоте. Дыхание стало тяжелым, и воздуха не хватало…
Постепенно катавасия прекратилась и сознание вернулось, заполнив черепные пустоты. Стены перестали качаться, отдаленной сиреной «скорой помощи» вернулся слух, сердце замедлило ритм и язык задвигался во рту, смачивая сухие губы. Предметы стояли на своих местах, за окном было светло, часы показывали семь. Все было то же, и только сам он был другим, чужим и незнакомым.
Доктор Юлия Наталевич проснулась в то утро в обычное время, но, вместо того чтобы быстро собраться и выехать на работу, осталась лежать в постели, собираясь с мыслями. Привычная рутина жизни была сломана самым жестоким образом. Та самая ненавистная рутина, повторяющийся изо дня в день порядок, наводящий тоску и скуку, казался теперь недосягаемым и желанным. С каким удовольствием вернулась бы она в свое отделение, улыбнулась привычным лицам, дремала на врачебной пятиминутке, сжимая в руках большую чашку с дымящимся кофе. Этот порядок существовал уже несколько лет и казался незыблемым. Иногда, думая о будущем, она намечала, как будет бороться с рутиной, чтобы жизнь была веселее и разнообразнее. Но в настоящем рутина существовала независимо. Однажды кем-то придуманная, она превратилась в осязаемую реальность, пропитавшую всю жизнь. Время рождения, совокупления, смерти было расписано заранее по часам, дням, годам. Люди знали, что пришло время жениться или умереть, и горе тому, кто не соблюдал расписание! Выпав из графика однажды, он навсегда замирал в стороне от проточной жизни.