В назначенный час я явился в Царское Село, во дворец, и был принят императрицей в ее маленькой гостиной. Императрицу Александру Федоровну мне приходилось раньше видеть как на официальных представлениях, так и в заседаниях Комитета помощи раненым в Японскую войну, в котором мне приходилось иногда заменять министра внутренних дел, а в последнее время – в заседаниях Верховного совета по призрению пострадавших в войне с Германией и Австрией, в котором я был членом и председателем одной из комиссий. Во всех этих случаях императрица являлась нам в виде замкнутой, хмурой и молчаливой женщины, изредка произносившей полушепотом несколько малоразборчивых слов. Ее скорбный вид, сжатые, тонкие губы и малая приветливость создавали впечатление не то брезгливой презрительности, не то какого-то недоброжелательства. Общее отношение к ней было отчужденное, и к рассказам приближенных о том, что Александра Федоровна – женщина с чутким и горячим сердцем, отзывчивая и благожелательная, все относились с недоверием. С таким же недоверием переступал и я порог ее гостиной, невольно поглядывая кругом, не сидит ли где-нибудь в углу, как то утверждала молва, знаменитый «старец».
Тем большим было мое удивление. Я увидел перед собой совершенно другую женщину – простую, приветливую и доброжелательную. Не было и следа тех неприятных впечатлений, которые сопутствовали ей раньше. После нескольких мгновений неловкого молчания (я не начинал разговора, выжидая, что она скажет), государыня сказала, что собирается просить меня помочь ей в деле, в котором, как она слышала, я мог бы быть ей полезен. Дело в том, что она хотела бы создать из подведомственных ей различных комитетов и учреждений, ведающих делами призрения – Верховного совета, Попечительства о домах трудолюбия, Общества материнства и младенчества и т. п. – особое ведомство наподобие Ведомства учреждений императрицы Марии[54], так, чтобы в нем было сосредоточено управление всею благотворительною помощью и всем делом общественного призрения в империи, во всех его видах. «Чтобы это было как министерство под моим управлением», – сказала государыня. Она выражала надежду, что я составлю ей соответствующий проект.
Я ответил, что нахожусь, конечно, всецело в ее распоряжении и что составить проект дело не трудное, но весь вопрос в том, как провести его в жизнь. «То есть как? – удивилась государыня. – Его величество утвердит, и все будет сделано».
Пришлось, не без некоторого смущения, объяснить государыне, что дело не так просто. Учреждения императрицы Марии представляют собой лишь совокупность отдельных воспитательных и благотворительных заведений, управление коими объединено в подобие особого ведомства, с предоставлением ему некоторых привилегий и особых финансовых источников; ведомство это не получает прямых кредитов из казны и является чем-то вроде автономной корпорации, но этим и объясняется его обособленное положение в кругу целых установлений, отнюдь не органом государственного управления. Между тем, для осуществления мысли императрицы о подчинении ей всего общественного призрения, которое частью возложено, в качестве обязательной повинности, на сословные общества, частью же предоставлено попечению общественных учреждений, распределяется, в порядке подведомственности, между разными ведомствами и регулируется, хотя и очень несовершенными, но весьма многочисленными законами, придется все эти законы изменять, возбуждая множество сложных и спорных вопросов и создавая учреждение, резко уклоняющееся от общего типа государственных установлений; кроме того, требуется и отпуск на это дело из казны ежегодных довольно значительных кредитов. При таких же условиях проведение дела в законодательном порядке через Государственную думу и [Государственный] совет представляется неизбежным и в то же время почти безнадежным.