С Сипягиным чуть удар не случился. Все очарование поездки было разрушено. Он тотчас распорядился уволить виновного в неуместном усердии земского начальника Рагозина и уплатить крестьянам 300 рублей за убытки, сарафаны, хлеб да соль. Мрачный ходил он весь день и, сократив программу поездки, поспешил в Москву.
Вообще же поездка не могла не оставить тяжелых впечатлений в душе Сипягина. Противоречие между растущим богатством промышленных классов и обнищанием поместного дворянства в связи с изменением облика крестьянской жизни в фабричном районе и явной враждебностью рабочего класса, сильно тронутого социалистической пропагандой, особенно больно действовали на Сипягина, воплощавшего идеологию дворянской, помещичьей России и жившего надеждой воскресить и укрепить старый уклад русского быта.
В Романово-Борисоглебском уезде на пристани его встретил уездный предводитель дворянства – полуглухой, дряхлый старичок, явно не способный ни к какой ответственной роли и с трудом объяснявшийся при помощи слухового рожка. В Ростове Великом уездный предводитель дворянства Энгельгардт – врач по образованию – совмещал обязанности предводителя с вольной акушерской практикой в своем уезде. Остальные впечатления дворянской жизни в уездах, за малыми исключениями, были того же порядка. Всюду чувствовалось дворянское оскудение, и материальное, и личное, не оказывалось ни людей для службы, ни средств у них. Наряду с этим [наблюдалось] растущее богатство фабричной аристократии: прекрасные дома, больницы, приюты, школы, пышные обеды и приемы, явное обилие денег, заискивающая заносчивость новой знати, начинавшей чувствовать себя первенствующим сословием.
Плохое, а на фабриках старозаветных купцов, например, братьев Моргуновых, отвратительное положение рабочих, хмурые лица, местами косые взгляды придавали неприглядный оттенок многим впечатлениям, хотя, конечно, все это яснее бросалось в глаза нам, свите, шедшей сзади, где официальная улыбка уже сбегала с лица. «Собачья свадьба», – крикнул кто-то из толпы вслед нашему каравану, когда мы проезжали через какой-то рабочий поселок.
Особенное впечатление произвел на Сипягина волостной старшина знаменитого кустарного села Павлова, Нижегородской губернии, встретивший его на пристани во фраке. Сипягин даже отшатнулся, так был поражен этим зрелищем. В том же селе прием местных нотаблей[59] и завтрак происходили в доме того же старшины, которого поэтому волей-неволей пришлось посадить за стол. Сипягин морщился, но все же переломил себя и, выходя из-за стола, благодарил хозяина и даже подал ему руку. Это было с его стороны большой уступкой новым веяниям. Крайне неприятно поразил Сипягина и вид «Вестника Европы»