Сосед болезненно поморщился, помолчал. Поиграл желваками, казалось, он с трудом сдерживает стон.
— Заговорились мы. Пора лекарства пить. Скоро с уколом придут.
Не шевелясь телом, он повернул голову к стулу, взял с него несколько таблеток и положил в рот. Белов встал, поднес ему стакан с водой.
— Вот дожил — сам себе пить не могу подать. И куда все делось? Сколько было энергии! А работы! А проблем! И все хотелось решить. Правда, не все просто решалось.
Помню, в первую неделю работы заходит в кабинет парень, почти моего возраста. Худой, под глазами черно, куртку заношенную теребит, на меня уставился и молчит. А я из себя начальника строю, бумаги ворошу и тоже молчу. Потом поднял голову и, встретившись с ним глазами, поразился — такая в них тоска и безнадега. Губы его задрожали и он чуть слышно произнес:
— У меня жена болеет. Я работаю главным инженером. Двое детей.
— А почему ко мне? Я не врач.
— У нее опасная форма туберкулеза. Боюсь за детей. Приходится возить ее ежемесячно в город. Это шестьсот километров в одну сторону. Зимой простывает в дороге и ей еще хуже становится. Замучились совсем.
Я окончательно растерялся и не знал, что сказать или сделать, а инженер продолжал, не отрывая от меня печальных глаз.
— Мне бы работу поближе к городу, чтоб ее лечить.
Я не знал решения этой проблемы, но и не имел сил ответить отказом.
— Это нужно обдумать. Необходимо время.
Прошу Вас побыстрей, а то мы можем ее потерять. Я согласен на любую работу, лишь бы ближе к больнице.
Он уже собрался уходить и все смотрел на меня с ожиданием и надеждой. Я решил посоветоваться со старшими, но, не желая рушить его мнение о том, что я решаю все вопросы, совсем не кстати, сказал:
— Подожди. Я схожу перекурю.
А сам побежал прямиком к первому заместителю начальника — опытному специалисту и конторщику. Он, деликатно отряхивая папиросу над пепельницей, ответил:
— Нашел проблему! Да они каждый день просятся поближе к городу. А кто будет в глубинке работать? Выбрось из головы. Занимайся своим инженерным делом. Тут еще конь не валялся. Проблема на проблеме.
Обиженный и расстроенный я решил выйти покурить на улицу и спустился в вестибюль. Сбегая по лестнице, я вдруг обмер. Рядом со столом вахтера сидела крупная, худая женщина. Она была настолько бледна, что казалось, лицо ее осыпано белой мукой. Руки бессильно лежали на коленях. Огромные светлые глаза были безжизненны и бездонны. Она отрешенно смотрела на противоположную стену, никак не реагируя на проходящих людей. Между ее колен, уперевшись спиной в подол юбки, стоял мальчик лет четырех. Было видно, что он утомился и куксился, заглядывая матери в глаза. Но она была неподвижна. Склонившись ей на плечо, переминалась с ноги на ногу дочка лет 6–7. Такие же как у матери светлые глаза ее были полны усталости и отчаяния.