– Ну, пошли! – произносит он наконец. – Артиллерии – продолжать огонь, пока передовые части не дойдут до угла. Оттуда ударим в штыки.
Генералам подводят коней, ибо Лагранж считает, что все должно быть как дóлжно. Поет рожок, стучат барабаны, разворачивается трехцветное полотнище с императорским орлом на древке, и офицеры, выкрикивая команды, строят в штурмовую колонну тысячу восемьсот человек из 6-го сводного пехотного полка. Еще примерно столько же – это остатки полка Монтолона, угодившего в плен, и вестфальского батальона – стягивают кольцо вокруг парка, отрезая его защитников. В ту же минуту, повинуясь сигналам рожка и барабанов, усиливается ружейный огонь. Вдоль колонны проносится всегдашнее «Да здравствует император!» – крик, которым французская армия привыкла бодрить себя перед боем. В атаку генерал Лагранж первыми решил пустить саперов – им надлежит разобрать баррикады и завалы – и подразделение усатых гвардейских гренадер. Он не сомневается, что те, дорожа своей репутацией непобедимых, сумеют проложить путь новобранцам и увлечь их за собой. Не без зависти оглядев напоследок играющего под Лефранком серого в яблоках красавца, которого две недели назад реквизировали manu militari[153] в Аранхуэсе, усмиритель Каира влезает на коня. Вид плотной, сбитой, поблескивающей штыками колонны, протянувшейся от площади Монсеррате до самой Комендадорес-де-Сантьяго, тешит ему взор, греет душу, и, поудобней устроившись в седле, покрепче упершись в стремена, он просит Лефранка занять место рядом.
– Ну-с, генерал, – суховато произносит он. – Теперь, с вашего позволения, покончим с этим раз и навсегда.
Уже десять минут спустя вся улица Сан-Хосе от угла Сан-Бернардо до монастыря Маравильяс являет собой разворошенный муравейник. Завивающийся спиралями пороховой дым прорезают вспышки выстрелов, пение рожков и барабанный бой заглушаются неистовой трескотней ружейных выстрелов. Пытаясь замедлить продвижение французов, в эту пелену палят наугад люди капитана Гойкоэчеа с верхних этажей главного корпуса, и, если нет зарядов, швыряют камнями, обломками черепицы, кирпича те, кто засел на ограде. Россыпью пуль по неприятельской колонне бьют пушки у ворот, и вокруг них собираются выведенные капитаном Веларде из парка, чтобы отразить штыковую атаку.
– Держись! Держись! Да здравствует Испания! Да здравствует Фернандо Седьмой!
Артиллеристы, волонтеры короны, горожане обоего пола, сжимая ружья, штыки, сабли, ножи, видят, как, выныривая из дыма, неумолимо приближаются топоры и крючья саперов, черные кивера и штыки грозной императорской пехоты. Но вместо того, чтобы замяться, дрогнуть, отступить, испанцы стойко держатся вокруг пушек, которые стреляют едва ли не в упор, а когда кончаются заряды, последний залп дают ружейными кремнями – те вырубают широкую просеку в рядах атакующих, и генерал Лефранк, упав вместе с конем, у которого вспорото брюхо, тяжко ударяется о землю. Обескураженные таким отпором французы на миг ослабляют натиск, и это придает защитникам парка новые силы.