— Они не только твою теперь выпьют, — хмуро глядя на него отвечает Тоска. — Потому что ты трус, Джованни.
— Он ребенок, — возражаю я.
Мы оба вздрагиваем и оборачиваемся, потому что со стороны восточной стены слышатся быстрые шаги.
— Проклятье! — вбежавший во двор брат Рафаэле, замирает, увидев мертвую сестру Марту, и короткий меч повисает в его руке. — Я завалил двоих на входе в башню. Их было больше?
— Думаю, это были последние. Искали, что бы поесть, и нашли тебя, — Тоска дергает за веревку, и по двору расплывается отрывистое гудение колокольного языка. — Рад, что действие снотворного закончилось быстро.
— Рад, что вы оба целы. Ни вампиры вас, ни вы сами друг друга не убили, — отвечает Рафаэле, смотрит на тело Марты и добавляет к своей речи несколько весьма неуместных в жреческой обители высказываний.
Колокол гудит, и во двор сбегаются сестры, прервавшие службу. Пространство двора наполняется тихими возгласами скорби и ужаса. Никто не решается приблизиться к колодцу. Лишь одна фигура, невысокая, полноватая отделяется от испуганной темной массы.
— Так вот почему завяла вербена! — горько шепчет мать Анна, встает на колени перед телом сестры Марты, берет в руки и целует свисающий на цепочке поверх рясы Солнечный Крест. — Пользуясь нашей доверчивостью, они осквернили святое место и отняли у нас самую светлую душу.
— Нам нужно в деревню, их там еще много, — говорит ей Тоска. — Два вампира лежат у восточной башни, остальные восемь — в купальне гостевого дома. Вы знаете, что нужно делать?
— Колья, топор, чеснок, — кивает мать Анна, с кряхтением поднимаясь на ноги и отряхивая колени, оглядывается на бледных притихших сестер. — Разожгите во дворе костер! Лучше будет сжечь тела. Сестра Луиза, сестра Аполлония, кликните домовиков, возьмите горящие головни, серебряную воду, обойдите кельи на всякий случай. Сестра Тереза, принесите серебряной воды из часовни для маэстро Давиде и его друга и пару кисетов освященной кладбищенской земли. Вы пойдете в деревню, брат Рафаэле?
— Да, я с ними, — соглашается бывший командир Солдат Солнца.
— Тогда спешите. Да пребудет с вами сила Великих Трех, — призвав на нас благословение богов, мать Анна удаляется отдавать дальнейшие распоряжения.
Пожилая, но подвижная, худощавая жрица приносит нам флягу и пару крепких полотняных мешочков, туго набитых освященной землей.
— Превосходная женщина, — с искренним восхищением говорит Тоска, провожая глазами настоятельницу.
— Ну и вкусы у тебя, — не могу удержаться, чтобы не поддеть его, но понимаю, что Реджино прав. Мать Анна и мне внушает только уважение.