— Стыд-то какой и о чём я только дура старая думала? — схватилась за голову Рогнеда.
— Ага, дверку надо было запереть.
От хлёсткого хука прямо в ухо я увернулся только по наитию. Чую, если бы не дедовы тумаки, от которых мне приходилось денно и нощно страдать, то быть бы мне битым. А так, я успел поднырнуть под замах десятника и рвануть в сторону заветного выхода.
Нервы нервами, а субординацию ещё никто не отменял. Думаю, Рогнеда даже в порыве лютой ярости не станет меня лупцевать на глазах у сотника.
А завтра глядишь и совсем про обиду забудет. Девка-то она отходчивая иначе давно бы меня пристрелила как пса шелудивого. Уж сколько я ей крови за прошедший месяц попортил, вспомнить хотя бы ту сбрую богатырскую, а ей хоть бы хны — поругается да и забудет.
Так что на её счёт я не особо-то волновался, меня больше беспокоили люди важные, что сотника в посыльные подрядили. Имелись у меня кое-какие мыслишки по этому поводу. И я даже хотел было сотника поспрошать на их счёт, но, выбежав из оружейки, наткнулся на взгляд его хмурый и решил не рисковать. Если этот вдарит, то точно не промажет.
Так мы и проделали весь путь в гнетущем молчании. А в конце этого самого пути ждала нас не казарма привычная, а то самое здание, из которого сотник меня и забрал когда-то.
На латунной табличке над входом всё так же красовалась надпись "Центр распределения Ратной школы Княжества Стужгородского".
Зайдя внутрь здания и поднявшись на второй этаж, мы проследовали мимо знакомого мне приёмника, завернули за угол и внезапно остановились у массивных двустворчатых дверей.
— Поди догадался уже, к кому путь держим? — поинтересовался сотник и, дождавшись моего кивка, продолжил. — Ты главное языком попусту не мели, спросят чего — отвечай, а нет — так помалкивай.
После этого нехитрого напутствия сотник по-хозяйски распахнул перед нами двери, и первым ступил внутрь. Я же как младший по званию посеменил следом.
В просторном, светлой зале нас уже ждали. За длиннющим столом чинно восседала чуть ли не вся делегация княжьих людей. И среди их числа я без труда приметил того любопытного полутысячника. Да и сложно было его не приметить — сидел-то он ровно посредине стола да и взгляд в меня вперил первым. А потом он и вовсе заговорил вперёд всех и это несмотря на то, что за столом тем сидели армейцы чином и повыше.
— Честь дружине! — первым поприветствовал я княжьих людей.
Ну а как иначе, они ведь не только званием выше, но и возрастом в отцы мне, а то и в деды годятся.
— Князю слава, — ответил за всех всё тот же полутысячник, а затем пустился в пояснения. — Ты отрок наверняка и не ведаешь, зачем тебя позвали. Но это не беда, расскажу я тебе, чем привлёк ты нас. Вот только начну издали, так яснее будет. Есть в Славии беда одна — гордость непомерная. Повелось уж так испокон веков, что не научены мы ни отступать, ни за спинами товарищей хорониться, ни уж тем более страх свой напоказ выставлять. Этим и славны мы и в этом же кроется наш изъян. Никак не можем мы в угоду выгоде своей гордостью поступиться. Поэтому и не могут наши командиры в полной мере воинской хитростью вооружиться. Поэтому и гибнут вои рядовые из-за глупости удалой. Поэтому и страшатся бойцы калечные обратно на воинскую службу возвращаться — стыдно им, видите ли, обузой стать, да соратников в бою подвести. А тут ты — юнец однорукий, что на передовую спешит торопиться удаль свою молодецкую показать.