Одновременно с этим в мозгу что-то взорвалось от ярости. Он и не знал, как сдержался. Кровавая пелена заволокла взгляд. Габор был уверен, что кровь потечет из глаз и ушей, если она и дальше будет так стоять. Габор давно уже не ощущал такой злости. На Адрианну и на саму Олесю. Какого демона она опустилась на колени?!
Госпожа Баттьяни ни перед кем и никогда не должна склонять своей головы. Только перед ним и то за закрытыми дверьми их спальни.
Он все еще сходил с ума от злости и страха за нее, когда тащил Олесю в уединение старого зала. Даже простого прикосновения к ней, ощущения ее тела под своими пальцами, было достаточно, чтобы немного успокоиться.
Габор не хотел вспоминать, что почувствовал, когда проснулся и понял, что Олеси рядом нет. Он ощутил это сразу, даже не открыв глаз. Мир изменился, стоило ей исчезнуть. Он не чувствовал нежного дурманящего аромата ее кожи и волос, не чувствовал ее тихого дыхания на своей шее, не чувствовал тепла ее тела, прижимающегося к нему так правильно и так необходимо.
Он ощущал лишь пустоту. Леденящую острую пустоту. Словно весь мир кругом заморожен, и вместо воздуха он дышит льдом. Острые сосульки впивались в легкие, раздирая их до умопомрачительной боли.
Первой мыслью было, что ее забрали демоны. Смогли каким-то образом выкрасть из его объятий.
Но какого демона он тогда жив?!
И как получилось так, что не услышал ни звука? Он всегда спал очень чутко. Только рядом с Олесей его сон становился глубоким и крепким. Таким, что он действительно отдыхал и расслаблялся.
Но не услышать шум борьбы было бы невозможно. Внутреннее чутье не дало бы спать, окажись Олеся в опасности. Да и она бы не сдалась без сопротивления. От воспоминания о том, как крепко она сжимала его нож, в груди становилось теплее, а на губах сама собой появлялась по-дурацки довольная улыбка.
Нет, ее не могли украсть демоны. Новых признаков борьбы он не увидел. Зато от хижины Бражены до края леса вела тонкая цепочка следов. Прямо к Страшилищу. Габор потрясенно всматривался в клочья свалявшейся шерсти и в уродливую деревянную маску. Не верил своим глазам, что видит перед собой того, самого первого, монстра, которого сделал под руководством отца.
Потрескавшаяся краска осыпалась с каждым дуновением ветерка. Полинявшая тряпка, некогда игравшая роль языка, насмешливо телепалась из стороны в сторону.
Когда-то он мечтал смастерить ужасающего монстра, который будет пугать всех в округе и навсегда закроет крестьянам путь в лес. Теперь же Страшилище словно издевалось над ним. Отыгрывалось за свое уродство. Габор был уверен, что слышит в голове насмешливое сиплое шипение: «Ты хочешь ее. А на ночное свидание она убежала со мной. Поищи ее теперь, господарь. Каково знать, что она предпочла уродца всем твоим обещаниям?»