Как-то утром мы обнаружили, что по нашей улице уже не пройти. Тетка Мария, свято оберегавшая мою учебу в школе, громко скомандовала маме: «Давай снимать столешницу, Танюшка легонькая, поедет в школу на ней, отпихиваясь палкой от дороги. Я пойду выдерну тынину. Мне уж ничё не жалко, все равно огород падет, а то и вода всех нас смоет, хоть бы Танюшку спасти, ее жалко, она еще на свет идет».
Она вернулась быстро с крепким колом в одной руке, а другой размазывала слезы, смешанные с грязью, по своим впалым серым щекам. Мама привязала к портфелю ремень, которым она подпоясывала свою «фуфайчонку», перекинула его через мое плечо на спину, и я «поехала». Вслед перекрестила меня со слезами на глазах и крикнула:
– Столешницу оттащи повыше, чтоб водой за время учебы не снесло.
Когда я подъехала к школе, то увидела такие же средства передвижения, как и у меня, да множество различных лодок.
Природа не щадила нас.
Занятия в школе все отменили на неопределенный срок, учителя строго-настрого наказали ученикам беречь себя и возвратиться в школу живыми-здоровыми, как только река войдет в свои берега. Тетка Мария уже не могла спать на топчане и ходить по избе в резиновых сапогах. Она все перекрестила, помолилась и ушла с воем к Марине, а нам на прощанье сказала: «Оставайтесь со Христом, как знаете». Нам идти было некуда. Мы остались со своим хозяйством: козой, двумя курицами и позабытым теткой Марией ее разноцветным петухом. Наш флигелек, пожалуй, единственный в деревне стоял не на фундаменте, а сразу на земле, потому мы от наводнения пострадали в селе больше всех. Жить в нем было уже нельзя, он, как аквариум, был полон воды. Беда дышала прямо в лицо, надо было пытаться спастись и выжить.
– Давай, Таня, будем поднимать козлушку на вышку.
Это значит на потолок дома. Мы нашли доску и приспособили ее для перехода козочки, положив один конец доски на потолок, а другой – на копешку сена в конюшне. Мама залезла по углу дома на вышку и за веревочку осторожно тащила упирающуюся козу, а я снизу подпихивала ее вверх по наклонной доске. Наконец ее завели и за веревочку привязали к стропилам. Туда же подняли два ведра чистой воды, кое-какую посуду, мамину фуфайку да охапку сена. В конце всей этой церемонии сами влезли на потолок мокрые, грязные, с тяжелым чувством неизвестности.
Река, бывшая всегда красотой деревни, вдруг стала ее бедой.
Я просунула голову через дыру на старой, замшелой, покрытой зеленью крыше и не поверила своим глазам. Было страшно и непривычно смотреть на огромные массы воды. Река, всегда тихая и спокойная, сейчас раскинулась на большом пространстве деревни и пугала так, что даже птицы не летали.