Сделаю отступление.
Все поколения односельчан любят Туру. Да и как не любить? На наших глазах таскала она на себе плоты, баржи, паромы… Многие планы и надежды были связаны с ней. Не сосчитать, сколько видела река свиданий, скольких людей повенчала, сколько слышала песен и слез, откровений и сердечных тайн. И меня соединила она с моим будущим мужем. Пройтись берегом – было делом самым желанным, романтичным. Река всегда была главным украшением нашего села. Любовь к ней передается у нас из поколения в поколение уже генетически. А нынче река показала свое коварство. Мы лежали на охапке сена и гадали: когда же перестанет вода буянить и пугать, а снова покажет свою красоту?
Ранним летним утром забелеет туман над водой, а вечером будут светиться звезды маленькими фонариками в реке. Стар и мал пойдут на рыбалку. Рыбы будет много, но она к нам во флигелек сама не поплывет.
Через неделю жизнь вошла наконец в привычное русло. Колхоз после наводнения стал подсчитывать убытки…
Оказалось, что, когда телятницы перегоняли стадо через ров на безопасное место, враз хлынула высокая волна и часть телят смыло в бурлящий поток нахлынувшей воды. Телятницы и моя мама от горя, по ее словам, «ревом ревели».
Мы спустились с потолка. Вернулась тетка Мария с хозяйством. Стали усиленно топить печь, чтоб просушить флигелек, поправили завалины. Воздух был настолько сырой, что во флигельке и днем и ночью было нечем дышать. По избе в любое время суток бесперебойно и как будто соревнуясь прыгали мокрицы, или, как мы их называли, двухвостки (за два торчащих сзади туловища хвоста). После наводнения они сделались жирные, скользкие и оттого более противные. Они, как кузнечики, делали длинные прыжки, а потом шмякались со стуком, как лепешки, на стол, скамейки, топчан. Я боялась их противного вида. На ночь мама успокаивала меня:
– Не бойся, спи крепко, на печь не заскочат, они тепла боятся.
Но не тут-то было: они ничего не боялись и чувствовали себя в домишке вольготнее всех.
По правде говоря, сейчас нам помогали огромные окна флигелька. Солнце проникало и грело со всех сторон наше убогое жилье, от этого мы день ото дня просыхали. Наконец во флигелек пожаловали наши молодожены. Яшка шел в обмотках, на Ульянке болтались лохмотья. Невеста несла свое приданое – патефон, а Яшка нес три пластмассовые пластинки черного цвета. Не успели они опнуться, как Ульянка поставила патефон на подоконник и затараторила скороговоркой, слова ее напоминали стук дятла:
– Слушай, Таня, песни про любовь.
(Она меня тогда вовсе не волновала.) Кто бы мог подумать, что из нашего убого жилья на всю улицу понесется: