Но самое большое неудобство было в отсутствии подполья. Где хранить картошку? Тетка Мария поняла только сейчас, что дала маху. Она села на широкий подоконник и завыла волком.
– А нам с тобой, Таня, и спать негде.
Это была сущая правда. В ту половинку, которая выходила на улицу и была окружена с трех сторон тремя окнами, впихнули у окна, глядевшего на улицу, столик, с одной стороны которого, у другого окна, втиснули Яшкин деревянный топчан для сна. А по другую сторону стола, у третьего окна, на двух скамейках, прижатых плотно друг к другу, должна была почивать тетка Мария. К самой печке еще поставили скамейку, чтоб я могла влезть с нее на печь. Маме нигде места не было. (Как вы догадались, нашей мебелью были только скамейки.) Вспоминаю, как в другую половинку флигелька в один угол навалили картошки и кое-как разместили шкапчик, сколоченный из досок; скамейку, под которой должны были жить куры с петухом; сундук тетки Марии, а на нем – наш, поменьше, и еще одну скамейку с чугунками и ведрами примостили у печки. Все это барахло было битком набито так, что двоим не разойтись. Среди этого хлама было святое место: большая божница со многими иконами. Поначалу мама спала, точнее, кожилилась[16] на скамье, с которой я заскакивала на печь. Я там вынуждена была свиваться в калачик. Печка не упиралась ни в одну из стен, от чего я подвергалась опасности свалиться с нее ночью. Везде было голо и пусто. Во флигельке ночью, от лунного света и звезд, было светло, как днем. Сон не шел. Место было не обжито, не привычно. Только нищета и голод дышали на нас отовсюду. Мы маялись. Днем каждый заглядывал в открытые, огромные, низко посаженные окна. Мы были как на майдане и на семи ветрах. Всем стало ясно: пока не ударили морозы, надо забирать тепло. Для этого сами забили досками и засыпали опилом одну ненужную входную дверь. После стали срочно копать глубокую яму во дворе, чтобы спрятать в нее картошку нового урожая. На зиму от морозов ее закрывали сначала соломой (и клали на солому), а верх засыпали землей. Так делали не один год. Прохожие смеялись: «Чё, могилу копаете?» Нам было не до смеху.
– Так и надо нас учить, беспутных, – приговаривала мама.
Хорошо, что бывший сосед Сергей Андреевич по просьбе мамы сколотил для нас палатцы. Один их конец он пристроил на входную дверь, а второй положил на печку. Конец их, упертый в дверь, был выше, сюда мы ложились головой, а ноги вытягивали на печку, от чего конец палатцев давил икры. Спальное место было такое узкое для двоих, что подогнуть ноги или повернуться на другой бок было реально опасно для жизни.