В наше время скульптор два или три года изучает анатомию в каком-нибудь анатомическом театре. Он не хуже врача знает, где находятся двуглавая, дельтовидная и портняжная мышцы. Он разбирается в хитроумном механизме, с помощью которого действуют в двух противоположных направлениях лучевая и локтевая кости. И все же, когда речь заходит о том, чтобы изобразить эти мышцы, проступающие под кожей при том или ином усилии, нет и не было ни одного скульптора, за исключением Микеланджело, который не ошибся бы в местонахождении мышцы или ее величине.
Греки, напротив, не имели теоретических познаний в области анатомии: расчленять тела людей после их смерти считалось у этих апостолов прекрасного святотатством.
Гиппократ сам рассказывает, что он, дабы иметь какое-то представление о строении нашего организма, вынужден был следовать за войсками и изучать на полях сражений внутреннее устройство человеческого тела, пользуясь страшными ранами, которые оставляли на убитых секиры и обоюдоострые мечи.
Вслед за греками тот же запрет установили и христиане, но совершенно по другой причине: почти все рабы, почти все бедняки, почти все те, кто принадлежал к низшим слоям общества, воспринимали смерть не как несчастье, а как освобождение. Поэтому у них считалось преступлением искать в смерти средство для продления жизни. Раб или бедняк и так живут чересчур долго.
И вот, несмотря на это незнание мускулатуры, античность дала нам «Лаокоона», «Умирающего гладиатора», «Борцов», «Геракла Фарнезе», «Точильщика» и двадцать, сто, тысячу других шедевров.
Что за неисчерпаемый источник эта Греция, который во времена Перикла питал Афины, Коринф, Сиракузы; во времена Августа — Рим, Александрию, Неаполь, Тарент, Арль, Геркуланум, Помпеи, а во времена Наполеона — Париж, Лондон, Мадрид, Вену, Петербург, Берлин! Весь мир!
Откуда же такое совершенство форм у Праксителя, Фидия, Клеомена и двадцати других, неведомых скульпторов, оставивших нам эту тьму шедевров.
Постоянное созерцание обнаженного тела, врожденное чувство прекрасного и способность удерживать в памяти образ — вот те три основы, которые невозможно встретить в современном искусстве.
Что поделаешь! Зато у нас есть пар, электричество, железные дороги, аэростаты и газеты, которых не было у древних: нельзя иметь все.
У нас есть даже памятник Фридриху Великому, созданный Раухом; но, хотя все его очень расхваливают, особенно берлинцы, он не идет ни в какое сравнение с простой конной статуей Бальба, найденной в Геркулануме и относящейся уже не к греческому, а к римскому искусству.