— А сапог где?
— Там, — я махнула рукой в сторону леса. Было слегка стыдно. Вечно от меня одни лишь неприятности и никакой пользы. — Я… потом поищу. По свету!
Тетка вздохнула и сказала:
— Мойся иди.
Мылась я в летнем душе, чтоб не разбудить Васятку, который во сне гляделся мирным и совершенно безобидным. Ага… а помывшись, я получила крынку еще теплого молока и краюху вчерашней булки, щедро намазанную летним медом.
— Дядька Свят заходил? — уточнила я.
Тетка кивнула.
— Чего замуж не пойдешь?
Нет, прежде я бы не рискнула задать такого вот провокационного вопроса, но город меня и вправду изменил, избавив от некоторой дури, но добавив наглости.
Тетка не ответила, лишь плечами пожала.
А и вправду, не мое это дело. Я заползала под одеяло с чувством выполненного долга и твердым намерением утраченный сапог добыть. Но стоило закрыть глаза, и я провалилась в сон. В теткином доме всегда спалось легко, то ли в заговоренных подушках дело, то ли в самом этом ощущении полной безопасности. В запахах ли, пронизывавших избу, в… мало ли в чем.
Не важно.
Главное, что спалось здесь легко. Пока Васятка не разбудил, пощекотав мне нос колоском.
— Марусь, а Марусь… спишь? — шепотом поинтересовался он, когда я натянула одеяло повыше, силясь укрыться от щекотухи.
— Сплю, — отозвалась я.
— Не спишь, — Васятка подвинулся поближе.
— Сплю!
— Не спишь, а то не говорила бы. Кто говорит, когда спит?
— Я во сне, — я уже поняла, что отделаться от братца не выйдет. И раз он тут, стало быть, тетка куда-то пошла. Куда? Да мало ли, какие дела у ведьмы случиться могут. Главное, будь она в хате, не позволила бы Васятке бесчинствовать.
— Неправда, — братец нырнул ко мне под одеяло и прижался длинным тощим телом. Донельзя холодным телом.
— Купаться ходил? — поинтересовалась я, окончательно просыпаясь.
— Мгу…
— Куда? — что-то показалось мне в этом ответе подозрительным.
— Так… куда обычно.
А вот теперь Васятка врал. И с чего бы это? Купаться ему никто не запрещал. Разве что… мысль эта пришла в голову не иначе как от недосыпу.
— К бочагу? — поинтересовалась я спокойно.
— Ну… мамке не говори.
Васятка смутился.
Ненадолго. Надолго он не умел.
— Не скажу. Сама крапивой выпорю.
Тоже удумал. Одно дело сажалка, которая в самом глубоком месте мне по пояс будет, или вот Лопушанка, речка тихая, известная в каждом повороте. И совсем другое старый бочаг, что в заброшенном поместье поселился. Уж не знаю, что там было, то ли колодец, то ли озеро, то ли пруд барский — всякое говорили, — главное, что от этого, чем бы оно ни было, осталась дыра метра три в поперечника, аккурат с бассейн. Правда, глубины такой, что даже дядька Свят обмолвился, будто бочаг этот вовсе бездонный. А после со всею серьезностью сказал, что ежели кто из нас сунется, то самолично выпорет.