— У него уже байская душа!
— Понятно, — повторил Трошин. — И надеяться, что он одумается, вспомнит об отце, о бедных земляках, нечего… Вы когда вчера в Богустан поехали, аксакал?
— Солнце еще высоко было…
— Угу, — Трошин сделал себе заметку в блокноте.
— А что он говорит? — спросил Исак.
— Одно твердит — приехал Кариму убить, за измену баю.
— Вот бестия! У нас двое детей. Где же он шесть лет был? Чего шесть лет ждал? Все врет!
— Да… Сшито крепко вроде бы, но белыми нитками. Скажите мне, бывают люди в саду Нарходжабая?
— Дочка Дильдор… Жена Фатима-биби…
— Нет, мужчины.
— Мужчин сейчас там быть не должно.
— А следы есть… И разные. У арыка, вроде там умывался кто… свежие следы. Натоптали. В другом месте, похоже, грызун холмик нарыл. На него наступил сапог. Земля сухая, следов не увидишь, а тут сапог хорошо отпечатался, я даже мерку снял… — Трошин раскрыл блокнот и показал отметки на развороте верхней и нижней страниц.
— Мог и прохожий забрести на отдых. Случайный след, может быть.
— Конечно, но проверить не грех… Я — дотошный, — Трошин улыбнулся и попросил привести Нормата в эту комнату, где все же было не так сумеречно и сыро, как в подвале.
Уходя, Исак предупредил, что от Нормата всего ждать можно, с ним все время нужно быть наготове.
— Я поставлю часового на улице, — сказал Батыров.
А Масуд так и не пришел. Видно, был занят, увлекся. Масуд — с людьми, для которых старались все.
Привели Нормата. Он надулся, сгорбился, Одним видом показывал, что ничего не намерен прибавлять к своему вранью. Где-то на дне души у Трошина таилась слабая, но все же надежда, что Нормат заговорит иначе. Свой же, бедняк… Запугали, пригрозили, обещали всякие блага и милости за верную службу, за послушание. Обманули. Рассказ об отце, о днях разгрома разбойничьего осиповского восстания должен бы развеять испуг, приоткрыть глаза, пробудить что-то живое, истинное…
Надежда испарилась, оставив насмешку над собой и сожаление, едва на скамейке возник этот мешок, набитый злобой. Все же вырвалось:
— Я предупреждал, что за ложные показания будете наказаны? Напоминаю еще раз.
Нормат дернул краешком губ, как бы говоря: «Ну и предупреждай сколько хочешь, мое дело и так швах!» Усмешка его была не просто самоуверенной, а наглой. Трошин постарался не заметить этого, подумал: «Ладно, мы тебе подыграем…» — и сказал:
— Если согласиться, что вы, побуждаемые законами шариата, решили смыть пятно позора с рода и убить Кариму, все равно надо кое-что уточнить…
Нормат поднял на него глаза.
— Вы направились к дому аксакала и сразу бросили нож, едва открылась калитка. Откуда вы знали, что ее откроет Карима? Ее мог и сам Исак открыть.