— Кто убил? Нашли?
— Пока неизвестно. Но — найдут! Враги убили.
— А ты — третий?
— Я — третий.
— А на вечерних курсах женщины вместе с мужчинами будут обучаться? — первый раз за все это время прозвучал женский голос.
И Масуд обрадовался и тут же сообразил, что́ надо ответить, потому что людям трудно сразу преодолеть себя:
— Нет. Отдельно. Из Ташкента приехала учительница. Она будет заниматься утром с малышами, а вечером с женщинами.
Гул одобрения прокатился над толпой. Зашевелились женские фигуры в паранджах с черными накидками из конских волос на лицах — чачванами, задвигались, завертелись девушки в ярких платьях, с платками на головах, чуть приоткрыв одни глаза.
— Учительница?
— Уже приехала!
— Значит, ты не певец? — перекрыл робкие женские голоса мужской рык, полный то ли удивления, то ли готовности посмеяться.
— В школе будет музыкальный кружок, — сказал Масуд. — Желающие и петь научатся.
— Да-а, ты хорошо поешь, — прорычал мужчина.
— А говорит еще лучше! — взахлеб воскликнул какой-то довольный парень.
А Масуд соскочил с камня, и толпа медленно начала рассасываться, расходиться, потекла к базару. Отвечая на людские вопросы, шел среди текучей толпы и Масуд, оберегаемый придирчивым взглядом Батырова.
На краю базара, шумевшего и галдевшего на вез лады и заполнявшего всю центральную площадь кишлака, весь гузар, Масуд остановился, увидев Кадыра-ака и Умринисо. Школьный завхоз держал жену за руку, а другим локтем прижимал к себе котомку с одеялом, углы которого горели расшитым атласом.
— Как успехи?
— А-а, — ответил Кадыр-ака, — лучше на вас смотреть! Какая это радость — послушать умного человека! Спасибо, учитель.
— А успехи неважные?
Успехов у них не было никаких. Сколько ни кружили по базару, никто не дал за одеяло больше сорока рублей. Умринисо уговаривала мужа продать, а он не соглашался. Не сам сделал. Днями и ночами мать и Умринисо больше года расшивали атлас шелковыми нитками, жалко было. Не ниток, а их трудов. Одеяло красивое. Себе делали. Кабул-мельник смотрел, поудивлялся.
— Не купил?
— Этот вообще тридцатку давал. Смеялся. Уговаривал бросить школу и в чайхану вернуться. Доходное, говорит, место!
Масуд дотронулся до тонких узоров на углу одеяла, нахмурился и сказал:
— Хорошо, что не продали. Подождем до следующей пятницы. Должны же ответить просвещенцы! — И тут же подумал, что ведь и до следующей пятницы нужно дожить, посмотрел на своих помощников и прочел то же самое в их глазах.
Мимо куда-то заспешили люди. В коловерти базара образовались и потекли заметные мужские потоки.