— А что мне надеть, я могу сам решить? — пропыхтел Владимир, склонив голову набок, не успев от неожиданности ни удивиться, ни разгневаться.
— Ну, конечно, — сказала Анастасия Александровна, — Кстати, насчет билетов. Думаю, ты обидишься, если я предложу тебе финансовую помощь. Как это вы там говорите? Гусары денег не берут…. Но проблема решаема, ты сегодня можешь продать коллегам в Доме печати ноутбук и цифровой фотоаппарат. Они тебе больше не нужны, у тебя будет отличная редакционная техника. И картины местных художников Бурзянцева, Домашникова тоже не жалей, продай. Одно время Андрюш… твой отец увлекался собиранием живописи. Он передал мне на хранение несколько картин Филонова, Айвазовского, Сурикова, Шагала, и еще некоторые вещи, семейные реликвии. Все это теперь твое. Он так страдал, страстно верил, что рано или поздно я все равно тебя найду…
Подождите, Анастасия Александровна, — вспомнил Владимир и замялся, — А вот эта фраза, ну, насчет графа…. Это что, шутка?
— Нет. Вернее не совсем. Андрей Дмитриевич хоть не из крепостных, а из дворян, но никогда об этом не вспоминал даже, — сказала Лугарина, — А вот Олюшка настоящая графиня из рода Кудрявцевых. Так что ты по маменьке, выходит, граф. Среди твоих предков и родственников были боевые генералы, дипломаты и даже министр Временного правительства. Впрочем, оставим сию тему, Володя. Об этом можно будет поговорить в свободное время, а сейчас недосуг.
После того, как решишь проблему с деньгами, купи два авиабилета на завтрашний вечерний рейс. Вот тебе паспорт. А мне надо собираться. Это вам, мужчинам, проще. Подпоясался и поехал. Зайди в фотосалон, сделай фотографии для заграничного паспорта, удостоверения. Да, вот еще что… Думаю, вряд ли, но если будут какие-то проблемы, то звони мне на сотовый. Или скажи им, чтобы они сами позвонили. Возьми визитку, и смотри веселее, мой друг, нас ждет Москва.
Хотя есть у меня предчувствие, что мы вернемся…
Президент, заложив руки за спину, стоял у большого панорамного окна. Пасмурный день перетекал в хмурый вечер. Вид со стороны Кремля на столицу уже не вздымал в душе упоительного восторга при мысли о том, что произошло невероятное, что достигнута самая вершина. И выше только Он, которого нет.
— Нет, не смей! Даже думать так не смей, — приказал он жестко себе, сунув ладонь правой руки между пуговиц рубашки на груди и сжав кончиками пальцев нательный крестик.
Резкая боль вдруг опять пронзила виски, ноюще перетекла в затылок, вызывая онемение шеи. Ну, сколько же может длиться этот беспрерывный кошмар? Ведь этого не может быть! Такое ощущение, что ты попал на сцену внутрь абсурдного действа Ионеску, а не сидишь в мягком кресле пятого ряда залы Дрезденского театра драмы. Полный абсурд, да так недолго и вип-пациентом психушки стать…. Что же это происходит, бля? Как жить со всем этим?!