Я не уставал своим коллегам повторять мой главный девиз. Мы делаем другое телевидение. Это значит – свой стиль, другая режиссура, иной взгляд на происходящие события. Параллельно мы создавали другое радио. Радиостанция «Маяк» была в то время форпостом в радийном мире. Задача была очевидной – выиграть. Создать истинное российское радио. С первых шагов это была жизнь вопреки, но мы её прошли. Сегодня «Радио России» – это, бесспорно, лучшее радио в стране. В силу многогранности, уровня культуры, языка и, что самое главное, жизненной остроты такого радио раньше не было. Нечто подобное нам предстояло создать и на телевидении. Именно это другое больше всего настораживало власть.
Характерен один эпизод. После одной из моих встреч с президентом на выходе меня остановил Костиков и сказал – есть разговор. Мы зашли в его кабинет.
– Борис Николаевич недоволен твоими интервью с ним. Ты слишком много там говоришь.
– Ничего подобного, – ответил я, – соблюдается строгий лимит. Берущий интервью, как собеседник, занимает не более 14 % общего времени.
– Относительно лимита точно сказать не могу, – ответил Костиков. – Но в каждом твоём разговоре с Ельциным ты очень заметен. И у президента вызываешь раздражение.
Действительно, в течение первых двух лет интервью у Ельцина, как правило, брал я. В каком-то случае это было необходимо. Надо было выработать стиль диалога с президентом. Ельцина надо было разговорить, у него подобная практика просто отсутствовала. Я, как правило, это делал до интервью. И тогда всё получалось. А если этого времени на разминку не было, или интервью он давал где-либо на выезде, они, как правило, были малоудачными. Но в том разговоре с Костиковым я не стал вдаваться в детали. Я просто подвёл итог разговора одной фразой: «Спасибо за информацию, я тебя понял».
Мы попрощались, но Костиков неожиданно нагнал меня и сказал: «Олег, ты слишком умён, в этом вся проблема. Это раздражает Ельцина». После нашего разговора с Костиковым я жёстко сказал себе: «Всё, больше ни одной беседы с Ельциным я делать в эфире не буду».
История моего отстранения была многовариантной.
Это рассказал мне Эдуард Сагалаев, назначенный новым председателем ВГТРК. Олег Сосковец, оценивая ситуацию, заметил, что вопрос о Попцове возник не сегодня и не вчера. Он поднимался 21 сентября 1993 года, сразу после известного указа президента за № 1400 о роспуске парламента.
Это была интересная история. Как я уже упоминал, указ готовился в строгой секретности, и надо сказать, что замысел удался. Я, достаточно информированный человек, знал, что такая идея существует, но даже приблизительной даты его появления не знал. Предстоял мой доклад на сессии Европейского вещательного союза в Вене, и было принято решение, что я улетаю на три дня. Когда я прилетел и зашёл в номер, раздался телефонный звонок нашего корреспондента в Германии Славы Мостового. Он сообщил, что часом ранее, когда я был ещё в самолете, президент огласил свой знаменитый указ о роспуске парламента.