— Вера! — крикнула Белкина.
Острожская остановилась и обернулась: совсем молоденькая девчонка с разноцветной татуировкой на руке и странным, словно направленным в немыслимую даль, рассеянным взглядом.
— Здравствуйте! Мне надо с вами поговорить! — подбежав ближе, выпалила Надя и умолкла, потому что ей вдруг почудилось, будто под блузку забралась пчела.
Ойкнув, Белкина дёрнула ворот и заглянула внутрь: никакая это была не пчела — жужжал и вибрировал кулон-рыбка. Прижав его к телу рукой, она подняла глаза на Острожскую и остолбенела: тату на её предплечье переливалась всеми цветами радуги и двигалась. На запястье возникали и разрастались всё новые и новые детали узора, которые непрерывным потоком ползли по руке: вверху скрывались под рукавом футболки, а внизу — бежали по ладони и, стекая с кончиков пальцев, бесследно растворялись в воздухе.
— Блин! — Острожская прикрыла тату сумкой. — Давайте отойдём куда-нибудь в тихое место! — Она оглянулась по сторонам: лавочки стояли на самом виду, по бульвару бродили люди.
— У меня машина в соседнем переулке припаркована, — сказала Белкина. — Можем там посидеть.
— Да, отлично, давайте! Там и поговорим.
Девушки поспешили к парковке. Пока шли, движение тату и вибрация кулона прекратились, Надя вздохнула с облегчением и стала мысленно прикидывать, как бы побыстрее и почётче всё изложить Вере, чтоб понятно и без лишних подробностей, но Острожская вдруг заявила:
— Не мучайтесь, Надежда Игоревна, я и так всё уже знаю: и про Женю Морозова, и про чёрных пернатых тварей, которые гнездятся в пансионате «Вторая жизнь», где вы работаете старшим поваром.
— Но… как?.. — растерялась Белкина. — Почему? откуда? — Она открыла машину, и девушки забрались внутрь.
— Ну… у меня такие способности: могу считывать инфу о жизненных событиях и физическом состоянии человека.
— Что прямо всё-всё-всё? И личное тоже?! — округлила глаза Надя.
— В глубоко личное я всегда стараюсь не лезть. Особенно без разрешения. Но про ваши чувства к Жене я знаю — слишком плотно это со всем остальным связано, уж извините!..
Надя не ответила, закусив губу и сдерживая слёзы, — Вера была младше её лет на десять, наверное, но в ней чувствовалась такая твёрдость уже закалённого жизнью бойца, что очень не хотелось самой проявлять слабость. Белкина скосила глаза на Острожскую: та сидела, глядя прямо перед собой, спокойная и собранная, явно дожидаясь, когда же эта тридцатилетняя тётка справится, наконец, со своими эмоциями.
Надя быстро глубоко вдохнула и длинно выдохнула, гоня так предательски накатившую тоску, потом решительно сняла кулон-рыбку и протянула его девочке: