— Ездим, — подтвердила Зойка и вздохнула.
— Ну вот что, — Кактус положил на плечо Боцману сухую коричневую руку. — С домоуправлением я сам договорюсь. А ты организуешь ребят. Ну — по рукам?
— Ладно уж… — Боцман посопел. — Мы это устроим… Только чтоб не весь двор это самое… Обзе-ленять… Нам футбольную площадку нужно.
Теперь у Николая Сергеевича не было свободной минуты. Он ездил куда-то насчет кустарника, ходил, договаривался. По утрам сидел у конторы, ожидая домоуправа.
Скоро во дворе закипела работа. Расчищали землю от камней и обломков, вскапывали, протягивали от колышка к колышку бечеву, деля двор на газоны. Кактус почти не бывал дома. Не обедал — наспех выпивал стакан чаю с бутербродом. Он работал наравне с ребятами, а когда его лопата начинала двигаться медленнее и странный туман застилал глаза, он громко шутил или неумело, высоким старческим голосом запевал песню. Песен он знал много, некоторые из них были не знакомы ребятам. И когда его голос начинал одиноко звучать в гулкой тишине двора, Николай Сергеевич смущался, вытирал лицо большим клетчатым платком и говорил:
— А вот еще есть песня «Пионерская картошка» или «Каховка» — вы их знаете…
Десятки юных голосов подхватывали песню, и лопаты глубже уходили в землю, и лейки наполнялись водой до самых краев.
* * *
Петька стоит перед диваном с раскрытым задачником и смотрит на Кактуса.
— Что это с вами, Николай Сергеевич?
— Да ничего, милый. Ничего. Жарко вот что-то, и «душа» болит, — он похлопывает себя по груди и слабо улыбается. — Я вот тебя попрошу — передай Боцману, когда будут высаживать жасмин, обязательно в лунку надо сыпать чернозем. Жасмин уход любит. Не забудешь? Я боюсь, как бы ты не забыл…
— Да что вы, Николай Сергеевич? Да я сейчас побегу и скажу. А что, может, вам чаю согреть или чего еще?
— Жарко, милый, не хочу.
Петька срывается с места и без шапки перебегает под дождем в Женькин подъезд.
Боцман в трусах и с гирей в руке открывает ему и выслушивает наказы Кактуса. Потом они оба роются в коробке из-под печенья «Расцвет» и ищут стрептоцид. На всякий случай они прихватывают с собой еще касторку и зубные капли и бегут через двор. На лестнице им попадаются носилки с двумя санитарами и на носилках — Кактус. Он облизывает губы и не видит их…
Ребята переминаются с ноги на ногу и печальными взглядами провожают носилки. Потом Боцман спрашивает шепотом:
— Послушай, а что такое кактус?
— Это… это, в общем, колючка. В пустыне живет… В Америке…
* * *
В палате светло. Солнышко припекает совсем по-весеннему. В раскрытую форточку врываются воробьиные голоса, и поэтому совсем уже обидно лежать теперь здесь с воспалением легких… Николай Сергеевич кладет руки поверх одеяла. Он шевелит пальцами и смотрит на них. Незаметно он засыпает, а когда открывает глаза, то обнаруживает на своей тумбочке кулек с яблоками, банку земляничного варенья и письмо. Конверт толстый. Николай Сергеевич раскрывает его и находит несколько записок. Одна от Марии Степановны, другая от Федоровых. Они обещают приехать, как только к нему будут пускать. Последняя записка от ребят. Николай Сергеевич читает, и глаза ему застилает туман. Расплываются буквы, Николай Сергеевич хмурится, и туман исчезает.