Ровно в четыре утра по вражеской стороне ударила наша артиллерия. И тут же мы пошли в атаку. Моя рота прошла через кладбище и рассредоточилась в переулках, прилегающих с одной стороны к парку, а с другой — к широкой улице, если не ошибаюсь, имени Словацкого — был такой польский поэт или писатель… Да, я забыл сказать, у нас имелась еще и своя пушка. Правда, получили мы ее не совсем законно, по-партизански. Еще на подступах к городу мы встретили какого-то майора, тоже из девяносто девятой дивизии, не то грузина, не то армянина, с тремя танкетками. На прицепе у одной из танкеток была 76-миллиметровая пушка. Ну, я ее и попросил вместе с расчетом, в качестве прикрытия. Командовать расчетом вызвался лейтенант, молоденький паренек, видно, только из училища, — я вам о нем еще потом расскажу. Так вот, эти артиллеристы шли следом за нами, тянули орудие на руках и стреляли через головы…
Немцы не ожидали нашей атаки. Помню, выбегаю из-за угла и вот так, нос к носу, сталкиваюсь с их часовым из передового охранения. Он увидел меня и словно очумел. Потом как крикнет: «Рус!» — и бежать. Догнала его моя пуля — так он и упал с раскрытым ртом… Но это было только в первые минуты. Вскоре немцы опомнились и открыли страшный огонь — из орудий, из минометов, из пулеметов. Навстречу нам — это было уже в районе самого замка — фашистское командование выдвинуло большую группу, примерно около батальона. Пришлось моей роте сражаться тоже за батальон. Ну, и соответственно взводу — за роту, отделению — за взвод, а каждому бойцу — за отделение.
Злости у нас хватало, а где злость, там и хитрость. Мы город знали лучше, чем немцы, тем более что находились уже недалеко от центра, где нам был знаком не только каждый дом, а каждый выступ, каждая лазейка. Это знание нам крепко помогло. А тактику уличного боя пришлось осваивать тут же на ходу, сдавать, как говорится, экзамен сразу за академию. Кто ошибался, то только раз. Я понял, что наше спасенье — в предельной маневренности, и еще больше рассредоточил роту, выделил малые подвижные группы, по два-три бойца, и дал лишь общую задачу: выйти к заставе и восстановить границу. Пусть, решил я, каждый проявит себя на полную катушку. А нашему солдату ведь только дай! Как пошли мои ребята по дворам, по закоулкам, как начали шуровать немцев — от тех только перья полетели. Некоторые из них, увидя пограничника, чуть с ума не сходили — прятались в уборных, ныряя, простите, в дерьмо, прыгали с чердаков прямо на мостовую В общем пошла еще та игра…
Александр Николаевич машет рукой, но в глазах светится радость. Как-никак, а приятно вспомнить себя в той давно забытой роли вожака этой кучки храбрецов, воспитанных им за долгие месяцы строевых учений и стрельб, задушевных бесед и суровых «накачек» — всего того, что предшествовало тому бою. Недаром немцы окрестили пограничников «зелеными дьяволами» и уже на следующий день после штурма объявили, что за каждого убитого пограничника их солдат будет награждаться «железным крестом». А сейчас передо мной сидит толстый, кругленький человек, которого даже трудно представить себе в военной форме, да еще с наганом в руке…