Ночь, сон, смерть и звезды (Оутс) - страница 168

Уайти разделил наследство на пять равных долей, честно и скрупулезно, не имея в виду, как каждый из пятерых детей будет использовать свои деньги. Сказал Арти Баррону что-то вроде: Провались оно все! Просто подели все поровну! И поехали дальше.

Их завещания были составлены вместе. Все равно как вдвоем сходили к дантисту залечить корневой канал. Уайти был торжественно напряжен. Джессалин не знала деталей его завещания, да и свое-то представляла себе смутно.

Не могу об этом думать. О дне, когда тебя уже не будет.

А ты и не пытайся. Пошли все к черту! Уайти засмеялся, схватив ее за руку.

София направляет луч фонарика на речку. Быстрая черная вода с кусочками льда. В неясном освещении луны. Что за слабые звуки? Уханье совы? Джессалин не сразу понимает, куда ее занесло, дрожащую от холода в старом пуховике мужа.

Вдова нередко, очнувшись, обнаруживает себя в незнакомом месте.

– Что папа обо мне думал? – спрашивает София.

– Что он о тебе думал? Папа тебя любил.

– Но он обо мне что-то думал? Кроме того, что я его дочь.

Джессалин подрастерялась. Не знает, как ответить. София слишком умна, чтобы отшутиться, как это можно с другими.

– Он считал тебя очень умной и красивой. Беспокоился, что ты слишком много работаешь и не оставляешь времени на себя.

В то лето София помогала своему профессору в лаборатории Итаки и домой приезжала всего один или два раза, и то ненадолго. Как будто вышла замуж за человека, которому мы не по душе. Уайти чувствовал себя задетым.

Не стоит размышлять о том, что думает один член семьи о других или что думал бы, не будь они родственниками. Вряд ли София навещала бы шестидесятиоднолетнюю вдову без докторского диплома, даже мало-мальски не осведомленную в науке, являющейся смыслом существования Софии, женщину, чье образование напоминает лоскуты некогда прекрасной ткани, да и те изъедены молью. Джессалин Маккларен на Олд-Фарм-роуд окружена такими же благополучными и благонамеренными людьми в износившихся одеждах допотопного образования.

В этой осаде, думает Джессалин, я потеряла все. Каждый день ей приходится как-то управлять своим утлым челном, чтобы одолеть опасный бурный поток.

Джесс, у тебя получится. Держись!

Но я так устала, Уайти.

Твоя дочь с тобой. Ведь это София?

Я устала…

Джесс. О господи!

– Мам? Все хорошо?

– Д-да.

Перестала ее слушать. Уже (почти) забыла, что София рядом и делится с ней чем-то важным.

(О чем они говорили? Джессалин не может вспомнить.)

– Пойдем домой, мама. Кругом лед, не поскользнись.

Она освещает заснеженную тропинку фонариком.

На задней веранде следы какого-то животного похожи на иероглифы, которые вдове еще предстоит расшифровать.