Ее драгоценный Уайти! Он всегда так гордился своими детьми. Если его кто-то и раздражал иногда, так это Вирджил.
Да, и Вирджил тоже был с нами. Постоянно.
Накануне, когда на нее обрушилась страшная новость, ее мозг на несколько часов отключился. Но сейчас, когда Уайти уже держится, ей хотелось столько ему всего рассказать.
Обнадеживающее словечко, особенно из уст медсестер в интенсивной терапии, которые свое дело знают.
Держится. Так и представляешь себе Уайти ухватившимся за веревку или за штурвал. Палуба под ним качается, но он крепко держится.
Ему будет интересно все узнать! Как его нашли в машине на обочине автострады Хенникотт… или (возможно) он сумел выбраться из машины и потом упал на мостовую. Как хэммондские полицейские обнаружили его, лежащего без сознания. Как они вызвали «скорую», которая примчалась (говорят, через четыре минуты) и отвезла его в лучшее учреждение экстренной медицинской помощи в округе.
Она собирает подробности за сорок лет, чтобы ему поведать.
Никому другому они не были бы интересны. Ничего не значащие, любопытные мелочи, которые ее муж, в принципе, как и все мужчины, не одобряющий всяких сплетен, будет смаковать. Точно так же он собирал разные подробности для нее.
Дорогая, я был так одинок. Но я слышал твой голос… и голоса наших детей… хотя и не мог тебе ответить… даже тебя разглядеть…
Она верила в то, что муж расскажет ей, где он был. Как только он к ней вернется.
– Мама, пойдем. Я отведу тебя наверх, в спальню.
Первым делом, приехав домой, они зажгли свет на кухне.
Беверли взяла мать за руку и уже не выпускала, несмотря на все ее протесты.
– Бев, не говори глупостей. Спасибо, но я сама могу «отвести» себя в спальню.
– Ты вся измученная. Мама, посмотри на себя в зеркало. У тебя лицо белее воска.
Беверли настаивала на своем, тем более ей скоро ехать домой. Лорен тоже настаивала. И София не могла остаться в стороне.
Аж шесть человек в кухне! Столько Маккларенов могло бы сойтись по какому-то торжественному поводу.
Джессалин продолжала слабо сопротивляться, пока три сестры провожали ее наверх. Их голоса чем-то напоминали мелодичные перепевы слегка бранящихся птиц. На кухне остались Том и Вирджил.
Они сестер недолюбливали, скорее подсознательно. А в моменты кризиса, эмоционального раздрая, когда требовалось (физически) восстановить общий комфорт, на первых ролях всегда оказывались дочери, а не сыновья.
– Хочешь отцовское пиво? Эль? – Том открыл холодильник и вытащил две бутылки темного эля.
Вирджил равнодушно пожал плечами:
– Не хочу.
– Ах, я забыл. Ты же у нас не пьешь.