Ночь, сон, смерть и звезды (Оутс) - страница 432

Но Джессалин знает, как на Хьюго вдруг накатывает усталость и он засыпает в ее объятьях в считаные секунды, как младенец, проваливается в глубокий сон. Зато просыпается полный энергии, можно сказать, заряженный собой.

Она улыбается, подумав о муже с сексуальной точки зрения. Как легко возбуждается и как просто его удовлетворить.

И как же он счастлив в этом заброшенном месте! Его мечта – проснуться пораньше, выйти на палубу и снимать окутанный туманом океан и постепенно светлеющее небо. Или взобраться на самую высокую, никому не доступную вершину на острове и фотографировать окрестности.

Да, она может сердиться на мужа, но она им гордится. Любить его легче легкого, но она в него не влюблена. Как ей кажется.

Или влюблена? После брачной церемонии в консульстве.

Уайти уже не занимает в ее жизни столько места, сколько занимает Хьюго Мартинес. Если Уайти – заходящее солнце, то Хьюго – взошедшая полная сияющая луна.

Где бы я была без него?

Кем бы я была без его любви?

А главное, кого тогда любить ей? В ней просыпается нежность, словно это сама жизнь. Пока Джессалин жива, она должна кого-то любить, о ком-то заботиться.

Она уважает женщин, живущих в одиночестве, отказавшихся от влечения к другому. Но себя она не считает такой сильной, не хочет выступать в роли отважной вдовы.

Хьюго ее заставил заняться собственным телом. Женщина должна быть в отличной форме. Как мужчина и даже лучше, потому что в какой-то момент она возьмет его под свое крыло. (Шутка.) Твоя душа – не сахарная вата, готовая растаять от первых капель, а прочная и роскошная, как шелк, распалялся он. А вот Уайти не любил ничем нагружать жену: копать в саду или тащить тяжелое кресло. Стройная жена-красавица не должна отдуваться после перенапряжения. Он и сам не оттаскивал тяжелые ветви, попадавшие на их лужайку. «Для этого мы приглашаем рабочих, – говорил он. – И хорошо им за это платим. Вот почему у нас больше денег, чем у них; чтобы денежки перекочевывали в их карманы».

Наверно, он так шутил. Хотя теперь его слова не казались ей такими уж смешными.

Пингвины, кулики, чайки. Непрерывный галдеж. Камни заляпаны белым птичьим пометом. В небе движуха. Пернатые носятся туда-сюда, ныряют в воду за добычей. Охота за едой, за потреблением. Жизнь порождает жизнь. Повод то ли для расстройства, то ли для радости и уж точно для размышлений.

Джессалин вспоминает: Жизнь – это комедия для мыслящих и трагедия для чувствующих. Но с годами комедия уступает место трагедии. А трагедия уходит в забвение.

Эктор уводит группу в другом направлении. Джессалин старается не думать о дорогом Хьюго, отсутствующем уже больше получаса. Внимание ее переключается на чудны́х, как будто ручных, пингвинов и голубоногих олуш, кормящих своих шумных детенышей на скалах, покрытых белым пометом. А также на бакланов, с трудом таскающих свои отяжелевшие тела.