Август в Императориуме (Лакербай) - страница 145

Зато и Квазид, и Рамон (почему-то присутствовавший в виде стилизованной под расплавленный меч бронзовой пепельницы с головой… ну да, со своей головой, но вычеркнутым телом, которое, как он помнил, лежало на обратной стороне изжелтевшего листка в третьем сверху ящике лакированного квазидовского бюро) оба приветствовали единодушную канонизацию вместо классической Хаммурапики («раб, приди и служи мне») знаменитой Тримуртийской Надписи. Как обобщили мнение БЖП (Большого Жюри Прошляков) высокоученые Тванец Водорот и Орлан Брат, три её непостижимые фразы: «место для удара головой»; «хлопнешь дверью — умрешь от монтировки»; «я, убивший тебя подмоздоком», — содержат ключ к цивилизации прачелов! Первая называет загадочное метафорическое место, где нужно как-то метафорически использовать мозг (или всю голову, мнения разошлись); вторая соединяет условной (а может, и ложно-условной) связью обыденное действие и загадочную смерть предположительно от неизвестного напитка, что знаменует нелинейность причинно-следственного устройства мироздания; и, наконец, третья прямо указывает на неизвестное науке и невероятное (иначе зачем его так фиксировать?) орудие, возможно даже, абсолютное оружие — подмоздок. Убило ли первое лицо второе из мести, любви, алчности, зависти, гордыни, справедливого воздаяния за грехи, преступной страсти к убийству, срочной необходимости в донорских органах или по какой-то иной моральной или аморальной причине, не суть важно — имеют значение торжественные синтаксис, пафос и интонированность фразы; легшее в её основу событие, вероятно, знаменует что-то вроде конца истории… Найдя «место», установив нелинейную закономерность между хлопаньем дверью и смертью от монтировки и поняв головокружительную сущность подмоздока, можно будет доподлинно установить прошлое

Откуда-то и куда-то, плавнее изгибов водорослей, проплывал и сам Рамон — но ни пункты отправки-назначения, ни хотя бы приблизительное количество Рамонов учету не поддавались. Рамон-Ярило-Янус-Нипадецки нес в кусты оттрансенную Мнемозину Мокошь; Рамон-Арктогея наблюдал за поднятием морского дна в горный хребет; Рамон-Свепот-Люмен просто улыбался, как спираль лампы накаливания; Рамон-Детинец пламенно поедал женщин и детей, спасая их от лохматых наездников на низкорослых лошадках; просто Рамон (первый, шестой или восемьдесят пятый просто Рамон) проверял, хорошо ли женщины в чёрном моют канистры, котлы и чаны для родовых поминок («Что случилось?» — «Сегодня мальчика нашего привезут… Семнадцать лет всего… Красавца нашего сегодня привезут…» — а красавец-то был отменным лоботрясом, хамил и нарывался направо и налево, в детстве не хотел учиться и обкидывал прохожих кизяком и инжиром, а потом, похваляясь, во главе компании стал приставать к серьёзным людям и палить из пистолета; поскольку пистолет не игрушка, а слово не воробей, мальчика натурально прирезали за две секунды; рыдало и скорбело полгорода, девушки вообще жить не хотели); ещё один просто Рамон (тринадцатый или минус некий) пытался сбежать с других поминок, на сей раз тринадцатилетней девочки, которая, получив на день рожденья от щедрых родителей кучу карманных денег, не нашла ничего лучше, как насмерть обожраться мороженым вместе с такими же умными подругами — но подруги выкарабкались, а она нет… Воистину ужасная смерть!