, затерявшегося вчера в пьяной «массовке» у достославных горгулий «Элизиума», лучшего ночного клуба в этой части города… Друзья, на миг позабыв о Суммоцветове и синема, с искренним волнением запечатлевали в памяти незабываемые
имаги… Девушка подлетала к решетчатым железным воротам и, заламывая руки, молила-рыдала:
— Ну где, скажите, где же мой Мишша!
— Как где? — весело изумлялся почти квадратный широкоротый дворник, только что закинувший в мусорный контейнер пару драных полиэтиленовых пакетов, набитых чем-то окровавленным, и сноровисто подметавший просыпавшееся… — Как где? В морге твой Мишша, где ж ему ещё быть? Тока мигни, дочка, враз к нему проведу-доставлю! — и ухмылялся в клочковатую рыжую бородёнку, довольный своей обходительностью…
— Нет, не может этого быть, не может! Ну где же мой Мишша, где? — снова заходилась в рыданиях несчастная девушка.
— Как где? — эхом весело изумлялся балагур, теперь скинувший рубаху, картуз и, с голым мускулистым торсом в синих неприличных наколках, с рыжими слипшимися волосёнками на плешивой голове, истово лопативший, вздымая полчища мух, какую-то смрадную кучу прямо за воротами. — Как где? Да в морге твой Мишша, в морге, где ж ему ещё быть? В самом лучшем гутенморге, по первому классу, а то как же? А то нехорошо было бы!
…Детский сад существовал в реальности — какой-то продвинутый министр, прочитав на досуге пару древних книг (что-то вроде «Творческие подходы к планированию эвристически ориентированного комплексного воспитания и обучения в муниципальном дошкольном учреждении общеразвивающего типа» или «Играем, строим и ваще»), решил, что дети лучше развиваются в атмосфере коллектива, и отвёл под это перспективное начинание целое крыло своей бывшей картинной галереи: картины были быстренько распроданы или раздарены, а другое крыло быстренько заняла одна из столь же перспективных Официальных Наложниц министра. Шизаяц и Алаверды сначала подвизались в качестве ночных сторожей и охранных собак (на двойном окладе, поскольку оба умели устрашающе рычать и гавкать из темноты), а, получив известность, были взяты в штат как устроители детских праздников. Тут же провозгласив, что вся жизнь ребенка — это сплошной непонятный праздник, они открыли при саде студию искромётного творчества «Кукурямба» («Зажги кукурямбу — унепонять понятное и наоборот!»), где уже опытные дети-актеры постарше с удовольствием занимались с малышами…
— Лишь бы не разогнали, — озабоченно вздохнул облачённый в гыррмарртрраггского двенадцатилапого тигра Шизаяц, пока собравшиеся: Рамон, Пончо, Квазид, Лактанций, несколько прошляков и просто разномастных друзей — восхищённо разглядывали просторные комнаты, уставленные и усыпанные мишками-шишками-фишками-книжками-пигами-фигами-магами-багами-куклами-фруклами-матрёшками-бабаёжками-кубиками-рубиками-домиками-гномиками-конструкторами-деструкторами и т. п. Над всякого рода лесенками-чудесенками и лазательными приспособлениями — ибо что такое ребёнок, как не обезьяна какаду, которая жаждет одновременно прыгать, висеть вниз головой и орать, требуя от зрителей восхищения своим мастерством! — красовались девизы педколлектива, заботливо выполненные нашими поэтобатами: «Даешь коллективный умзаразум!», «От творчества одиночек — к творогу масс!» и даже — «Был бы Хануман, а игрушки найдутся!».