свист), то в холод (но упрямо ходила полуголой), — вот так, незабываемо: «Са-агрей миня!» — и у него комок подступал к горлу и переворачивалось сердце… Он молча ложился рядом на бок, сгибал ноги в коленях — и она вжималась, продолжая дрожать, в это живое кресло, просовывала поглубже ледяные ступни, подныривала под горячую арку его руки («какой ты тёплый…»), сначала пряталась своей ладошкой в его ладонь, а затем заплетала его пальцы своими ледяными пальчиками…
«Ты представляешь, я даже называла его мамой, такой он был заботливый, до тошноты! А когда он меня бесил или становился омерзителен, и я кидалась на него или к шифоньеру за одеждой, или к входной двери, он их загораживал собой!» — «И никак тебе не отвечал? В смысле, словом или действием?» — «О, его было трудно довести! Но я иногда доводила! Не хочу говорить до чего, но человеком, мужчиной, он выглядеть переставал!» — «Так кто же из вас был неправ?» — «Ты иногда бываешь таким тупым…»
«Где она, что она, как она, с кем она…» — он смотрел на свои шаги; не на ноги в парадных туфлях, автоматически-размеренно сокращающие расстояние, а именно на шаги, чётко отстукивающие внутри гулко-лунно-облачной уличной трубы этот самый ритм и превращающие его во что-то детски-неприличное: где она что она как она с кем она гдеана чтоана какана скемана… Это «какана-скемана» и смешило, и омрачало одновременно.
«Где ты так долго был?» (О, каким беззащитными бывали иногда этот голос и этот взгляд, какое неисцелимое несчастье мгновенно рушило весь её гонор и задор — да хотя бы нежданный вид мёртвой кошки под фонарным столбом, да хотя бы просто рано сгустившиеся сумерки, какой пронзительной белизной тогда мучилось её лицо рядом с тёмными провалами глаз и волос!) — «Милая, ну я ведь инспектор — инспектировал, ты же знаешь…» — «Я не могла найти себе места, ведь в это время мы уже сидим и разговариваем, или едим и смотрим новости, кино или клипы…» (пользуясь своими привилегиями, он поселил её тогда рядом с ГХСМ, правдами и неправдами раздобыл списанную, но ещё рабочую видеодвойку и наладил прием обоих имеющихся телеканалов — орденского и столичного… Селеноградский, экспериментальный, ещё был в проекте) — «Всё в порядке, девочка моя, успокойся…» — «Да я спокойна, спокойна, как ты не понимаешь! Просто иногда… нужно быть рядом и только рядом, нельзя уходить, нельзя задерживаться! Я не могу тебе это объяснить! А если ты так не можешь — неважно, почему! — тогда зачем вообще всё!».
Что нам понять
если бледнела
изнанка листа
праздница дня
Ласточка стригущая крыльями небо