С севера, востока и запада Омир окружен горами. Особенно величествен северный Заоблачный Хребет, к востоку постепенно понижающийся и переходящий в разбросанное среднегорье Метастазио — область городов-крепостей Ордена, хранящего безопасность Омира и контролирующего его гражданскую администрацию: Адмирабля, Ареопаг, Наместников Духа, их чиновников, стражников и полицию. Орден есть соборное тело Духа Омира, поэтому в каждом городе возвышается Государственный Храм Слова и Меча (ГХСМ), он же штаб-квартира Полиции Духа[6].
С востока нелюдимо подпирает небеса хребет Гипнос, падающий к югу в Великую Топь; Гипнос и Топь отделены от Омира медленной и печальной рекой Стикс, составляющей полную восточную границу Омира.
Хребет Воители Запада (его туманные вершины и впрямь напоминают абрисы суровых воинов, когда-то надвигавшихся на эти земли, но неуловимо сошедших с пути и теперь обречённых вечно брать приступом облака) не слишком высок, но уже за десятки километров до него почти на всем правобережье могучего Урана не встретишь поселений: пустынная степь, солончаки, парящие ястребы, чуткие антилопы, редкие кочевья — и так до самых лесов Верховья. Постепенно понижаясь к югу, горная цепь тем не менее закрывает от западных ураганов не только весь Омир, но и Серебристое Море, завершаясь на большом полуострове Рука Бандита (название — не только плод чьей-то географической фантазии: долгое время полуостров служил базой «джентльменов удачи», да и сейчас небезопасен).
Откуда-то из подземных пещер хребта ближе к югу вытекает тихая река Лета, столетие назад впадавшая в залив Дремлющий Конь. В одну ночь, как долго тайно изменявшая жена, она оставила наконец спящего супруга на его пустом ложе и сбежала на юг; то ли дамба, с помощью которой реку собирались вернуть, оказалась не по карману, то ли интриги соседей — в общем, тёмная история, но теперь расположенный на берегу залива надменный и претенциозный Сангауди, рай архитекторов, уже не может претендовать на ведущие роли и понемногу ветшает, а старое русло, зарастая, собирает городские нечистоты и всякий опасный сброд. ещё два левобережных города смотрятся в беспамятные воды Леты: в среднем течении древний полузаброшенный Мохенджо-Даро, а на морском берегу рядом с новым устьем выросла скромная и загадочная Джемма, истинное сокровище которой — кроткий нрав её обитателей; среди них много природных философов, раскаявшихся грешников и служителей различных мирных культов.
Но где найти краски, чтобы передать палитру жизни, бьющей ключом на речных равнинах Центроземья и побережье! Жизнеподатель Уран издали начинает собирать города и селения, чтобы потом высыпать их, как игральные кости, на цветные блюда чёрнозёмных полей, заливных лугов, перелесков и оврагов, холмов и запруд с ивами и мельницами, апельсиновых рощ и виноградников, перевязанных частой ниткой шумных дорог, по которым пылят торговые возы и сытые стада, тащатся странники и марширует свита мелких князьков, с надутым видом восседающих в своих разрисованных паланкинах. Если издали, то сначала ты забредёшь в Есению — и не заметишь, как забрёл: только что шумели по сторонам одинокие тополя и вётлы, мелькали за редкими суковатыми изгородями желто-серые стога и заболоченные пруды, крошился под ногой, цепляясь корявыми травяными пальцами, сухой глинистый берег (тропинка порой выбегает к Урану, тут же вновь ныряя с головой в плотный высокий кустарник) — и вдруг, кратко пророкотав, настигает и отпускает ливень… А ты уже пробираешься мокрым запущенным садом, где багровеющий плющ обвивает изящные равнодушные статуи, замшелые низкие вазоны и нежно белеющие фронтоны беседок; во все стороны разбегаются извилистые аллеи, брызжет по влажной листве горячая кровь закатного солнца, орущее воронье кружит ветер, а над высохшим каменным фонтаном в виде лучника, выцеливающего небо, запрокидываются в огненном танце платаны. И тогда, налетев на какие-то колючки и упав со стоном на кстати подвернувшуюся скамью (полусгнившие, но ещё разноцветные рейки на чугунных ножках, скрипнув, выдерживают), внезапно понимаешь, что такое