— Когда-нибудь.
— Я усну, если ты скоро не придешь.
— Тогда спи.
— Ты уже устал от меня?
— Я никогда не устану от тебя, радость моего сердца. Но мой мозг горит, а сердце ищет других радостей.
В спину хана ударила шелковая подушка.
— Если ты прикоснешься к другой женщине, я перережу себе горло и оставлю тебя безутешным.
— Есть и другие наложницы, — небрежно заметил Казар.
— Но не такие, как я.
— Много и таких. Спи или режь себе горло. Решай сама.
— Негодяй! …твою мать!
— Займись ею сама, раз уж ты так похотлива.
Утренняя лань моргнула и открыла глаза.
— Разве твоя мать не умерла?
— Если ты по-настоящему похотлива, то это тебя не остановит, — рассмеялся Казар и выбрался из юрты.
* * *
Князя Стрел Байяра он застал за работой, тот проверял наконечники, отравленные бычьим пометом.
— Для человека, желающего найти себе жену, ты слишком прилежно исполняешь свои княжеские обязанности, — сказал Казар.
Байяр даже не поднял головы.
— Теперь, когда я стал Князем Стрел, мне не хочется терять эту высокую должность. Женщины сами потянутся к настоящему князю.
— У них не будет выбора.
— Я получу больше удовольствия, если мне не придется добиваться их ласк.
— Каждому свое, — заметил Казархан. — Что касается меня, то я больше люблю брать от них силой то, что надо.
— А у тебя их не одна?
— У Утренней Лани настроение, что буря в степи. В ней много женщин.
— А я бы предпочел много женщин, чем одну с переменчивым нравом. Их настроение не угадаешь.
— Но зато какие ощущения, — улыбнулся Казар.
— Наверное, наложницы отличаются от тех женщин, с которыми я имел дело, — сказал Байяр, складывая наконечники.
— Пойдем со мной, Байяр.
— Твое слово приказ для меня. А куда мы пойдем?
— Не имеет значения. Важно, что я там буду делать.
Пожав плечами, Байяр отряхнул одежду и догнал своего хана. Они миновали костры, возле которых прямо под звездами похрапывали монголы, как стая перелетных гусей. Казар широко улыбнулся.
— Вот как должен жить наш народ: свободно и открыто.
— Я бы предпочел юрту, — заметил Байяр.
— У тебя еще будут юрты.
— Мне надоело спать, прикрываясь куском войлока, который не защищает ни от летнего дождя, ни от злых вшей.
— Вши тебе не повредят, — сказал Казар и сразу же почувствовал, как зачесалась спина. Пошарив рукой, он обнаружил гнусное насекомое и раздавил его.
— У тебя вши? — поинтересовался Байяр.
— Вши — это судьба кочевого монгола. Они закаляют его кожу и напоминают, что он еще жив. А вот городские простыни вредны, от них кожа становится нежной, и ее может проткнуть даже тупая стрела.
Казар поймал еще одну вошь и поднес к глазам.