Снаряды немецких траншейных мортир[78], или «сосиски», кувыркающиеся над головами, дали название «Сосисочной долине» – узкому распадку, вверх по которому Робу Гилсону с «Кембриджширцами» полагалось наступать. Левее, позади холма, на котором стояла разрушенная деревня Ла-Буассель, занятая врагом, параллельно «Сосисочной долине» шла еще одна долина, «Пюрешечная». А за нею от занятой немцами высоты отходил еще один изрезанный траншеями отрог, дальше протянулась длинная ложбина, и в ней – лес Блайти, названный так, поскольку многих раненых оттуда регулярно отправляли на родину[79]. Здесь Дж. Б. Смит и «Солфордские приятели» должны были пересечь нейтральную полосу – в двух милях слева от Гилсона. Между двумя ЧКБОвцами в окопы было втиснуто целых восемнадцать батальонов: тысячи солдат из Тайнсайда и Девона, из Йоркшира, Шотландии, Ноттингема и других мест. В лабиринтах траншей, во всеобщей давке и неразберихе – при том, что необходимо было обеспечивать скрытность, – под смертоносным ливнем снарядов эти две мили были все равно что миллион.
«Кембриджширцы» оказались на краю гибели. Предполагалось, что спустя полтора часа взвод Роба Гилсона преодолеет почти две мили вверх по «Сосисочной долине» и достигнет вражеского укрепления; на полковой карте оно было обозначено как Саффолкский редут. Укрепление находилось сразу за лесом, протянувшимся на горизонте, но когда Гилсон выбрался из траншеи, он, скорее всего, ничего не видел за немецкими передовыми позициями сквозь разрывы британских снарядов. Эта огневая завеса должна была постепенно сдвигаться все дальше непосредственно перед наступающими солдатами. Так было в планах. А вот безжизненные тела, уже усеявшие пустошь впереди вплоть до белого края только что образовавшегося кратера, в эти планы не входили. Равно как и пулеметный огонь из Ла-Буассели. Артиллерии не удалось ни уничтожить засевших там немцев, ни выбить их оттуда.
Роб Гилсон отчасти предвидел проблему. «Меня поражает, насколько незначительный урон наносит один отдельно взятый снаряд, выпущенный из, скажем, 4,2-дюймового орудия, – писал он домой. – Если такой снаряд взорвется на открытой местности, то образует совсем неглубокую, небольшую ямку да землю слегка расшвыряет… Но непохоже, чтобы ее радиус сильно превышал два ярда; такой снаряд может взорваться перед самым бруствером, или прямо на нем… и ни малейшего вреда не причинить… А с другой стороны, если снаряду случится угодить прямо в траншею, среди людей он таких бед наделает, каких я и вообразить не мог».
Как только огненный вал сместился с передовых линий вглубь, немцы выскочили из блиндажей, где, скорчившись, в страхе прятались всю неделю, и взялись за оружие. Нейтральная полоса здесь достигала шести сотен ярдов в ширину, но солдаты из первых трех «эшелонов» «Кембриджширцев» гибли, не преодолев и первой сотни ярдов. Они падали «прямо как колосья под серпом жнеца», вспоминал впоследствии один из солдат под началом Гилсона. Пули били с такой силой, что люди прокручивались на месте и оседали в странных, неестественных позах; ощущение было такое, словно на человека обрушилось полдома. Тех, кого пощадили пули, добивали вражеские снаряды. Но наступление каким-то непостижимым образом продолжалось: солдаты пригибали головы, словно шли навстречу урагану. К тому времени как Гилсон вывел свой взвод, пулеметчики уже пристрелялись и били все точнее.