В центре сюжета – мальчик, то есть я, в возрасте семи, восьми и девяти лет. История рассказывается мной уже взрослым, который, оглядываясь на шестьдесят лет назад, вспоминает жизнь своей семьи во время президентства Линдберга. Книга начинается с объяснения повзрослевшего рассказчика: «Мои воспоминания о тех днях полны страха, неизбывного страха»[150], – но тем не менее ребенок в этой книге играет роль, сравнимую по значимости с теми ролями, которые в других моих книгах обычно отведены взрослым.
В первые несколько месяцев работы над книгой я понял, что меня стесняет необходимость смотреть на эти события глазами мальчика. Путем многочисленных проб и ошибок я наконец догадался, как позволить мальчику оставаться ребенком, но в то же время ввести в повествование фигуру умного посредника со своим голосом. Мне пришлось соединить оба голоса, причем умный посредник-взрослый различает в происходящем нечто общее, а детский ум конкретизирует это общее, потому что он не может видеть того, что выходит за рамки детского восприятия собственной жизни, не умеет обобщать события окружающей его реальности. Мне пришлось заново выстроить повествование, в котором вещи описаны и так, как они происходили в прошлом, и так, как они переосмысливаются с расстояния лет, соединив наивную подлинность детских наблюдений со зрелыми умозаключениями взрослого. И покуда его отец пытается осмыслить рассыпающуюся на глазах Америку и неумолимую поступь истории, мальчуган все еще живет в микрогероической Америке своей коллекции марок и в какой‐то момент пытается выскочить из истории (прежде всего из своей собственной), убегая из дома в католический сиротский приют по соседству. Он – одаренный воображением ребенок, живущий в смутные времена, когда его знакомый с детства безопасный район и уютный семейный мир охвачены неизбывным страхом.
Четыре мальчика занимают важное место в событиях этой книги; один из них – живущий этажом ниже Селдон Уишнау: тоже девятилетний мальчуган, как и маленький Рот, оказавшийся в гуще проблем, о которых рассказывается в книге, но при этом самая трагическая фигура романа, доверчивый американо-еврейский мальчик, переживающий испытания, подобные страданиям европейских евреев. Он не ребенок, который выжил и много лет спустя рассказывает историю своих невзгод, но ребенок, чье детство уничтожено этими испытаниями. Эти дети соединяют тривиальное в книге с трагическим.
Я выбрал популярного ведущего отдела светской хроники и радиожурналиста Уолтера Уинчелла в качестве главного антагониста Линдберга, потому что реальный Уолтер Уинчелл действительно терпеть не мог Линдберга из‐за его политических взглядов и вместе с такими людьми, как известная колумнистка Дороти Томпсон и министр внутренних дел в администрации Рузвельта Гарольд Айкс, критиковал его пронацистскую позицию с тех самых пор, как знаменитый авиатор стал рупором идеологии неинтервенционизма, движения «Америка прежде всего». Нет нужды говорить, что Уинчелл никогда не был ни кандидатом в президенты, кем я его сделал в своей книге, ни видным членом какой‐либо политической партии. Я сделал Уинчелла лидером политической оппозиции в силу того, что он был очень крупным и влиятельным общественным деятелем. Как говорит мэр Ла Гуардиа