Очень мало правдивости, зато противостояний сколько угодно, все до омерзения просчитано, повсюду колоссальное лицемерие, никто не укрощает яростные страсти, нажмешь пульт телевизора – и видишь каждодневное зло, взрывоопасное оружие в руках мерзавцев, мрачные сводки неописуемых актов насилия, нескончаемое отравление биосферы в погоне за прибылью, маниакальную склонность к слежке, которая будет только усугубляться, концентрацию колоссальных средств для финансирования самых недемократичных негодяйских режимов на свете, научных невежд, которые спустя восемьдесят девять лет готовы продолжать «обезьяний процесс»[172], экономическое неравенство размером с отель «Риц»[173], когда все в долгах как в шелках, семьи едва сводят концы с концами и не знают, что будет еще хуже, когда деньги выжимаются из всего, – это стало каким‐то безумием, а правительство правит явно не во имя народа посредством представительной демократии, а во имя великих финансовых интересов, во благо старой американской плутократии, распоясавшейся хуже прежнего.
У нас триста миллионов человек живут на континенте шириной в три тысячи миль, изо всех сил пытаясь справиться со своими нескончаемыми напастями. Мы наблюдаем возникновение нового благодатного сплава рас в масштабах, невиданных со времен постыдного рабства. Я мог бы продолжать перечислять и дальше. У нас трудно не чувствовать близость к живой жизни. Это вам не тихий уголок мира.
Вам не кажется, что в Европе все одержимы американской популярной культурой? И, если это так, не мешает ли подобная одержимость восприятию серьезной американской прозы в Европе?
В любом обществе реальной властью обладают те, кто смог навязать свои фантазии. Эта власть уже не принадлежит, как было веками в Европе, ни церкви, навязывающей населению свои фантазии, ни тоталитарному супергосударству, навязывающему свои фантазии, как оно это делало в течение двадцати лет в нацистской Германии и в течение шестидесяти девяти лет в Советском Союзе. Сегодня преобладающая фантазия – всепотребляющая и всеми жадно потребляемая популярная культура, которая, как кажется, порождена прежде всего свободой. Молодежь в особенности живет согласно убеждениям, которые ей скармливают наиболее безмозглые члены общества, а также корпорации, стремящиеся вовсе не к невинным целям. И сколь бы изобретательно ни старались родители и учителя оградить молодежь от пугающей зачарованности идиотским парком развлечений, который сегодня разросся до глобальных масштабов, сила не на их стороне.
Я, однако, не вижу, какое это отношение имеет к американской художественной прозе, даже при том, что, как вы заметили, «эта одержимость мешает [или могла помешать] восприятию серьезной американской прозы в Европе». Знаете, в Восточной Европе писатели-диссиденты обычно говорили, что «социалистический реализм», господствующая советская эстетика, сводился к прославлению компартии так, чтобы даже