Как ушел француз из Москвы, вернулись мы в свое село: милостью Господней все у нас уцелело. Сокрушались только о своих да о Москве, а другие без стыда наживались от общего горя. Хаживали они в Москву, пока еще Бонапарт там стоял, набирали среди развалин слитки меди и серебра да все и сваливали в какой-нибудь колодезь. А как неприятель ушел, они это добро выбрали и продавали. Ведь полиция за всеми усмотреть не могла, особливо на первых порах. Иные много этих вещей скупили за бесценок и капиталы себе составили.
А Москва еще не скоро пришла в порядок. Ездил я туда с отцом в мае 1813 года и до сих пор не могу забыть, на какую страсть мы попали. Лишь кое-где начинали расчищать уголья да приступили к постройкам, а то везде развалины — улиц даже признать нельзя. Особенно памятна мне угольная кремлевская башня, что к Каменному мосту выходит. От взрыва сорвало с нее верх, а остальную-то часть перенесло целиком на тот берег реки; стояла она тут и боком к воде склонилась. Да уж как не потерпела Россия, Господь ей помог оправиться, и Москва отстроилась, а Бонапарт несдобровал. Как говорил мой покойный отец, то и сбылось: голиком его отсюда погнали.
Московские ведомости. 1880. № 7. 8 января. С. 4.
Диакон Александр Михайлов
Из воспоминаний
«Умственный взор на протекшие лета
моей жизни от колыбели и до гроба»[139]
Помянух дни древние и поучихся.
Пс. 142, 5.
Нашествие неприятелей. 1812 год
Вильно, Вязьма, Полоцк уже преданы неприятелями огню и мечу; а Смоленск и Можайск были ужасным театром кровавой войны в нашем возлюбленном Отечестве — и покорены неприятелями… О ужас! Сердце мое облилось кровью, члены охладели, уста замерли, и электрическая сила мгновенно от ног до головы пролетела по всем жилам моим, когда я услышал, что Москва — сердце России — сдана на капитуляцию и неприятели чрез два дня займут ее своими войсками. Несчастные москвитяне тысячами и днем и ночью выезжают и выбегают вон пятью северо-восточными заставами.
Наконец мы дождались того, что во всей Москве дома остались пусты, окна везде были закрыты, ворота все заперты, мертвая тишина, предвещающая бурю бедствий, прерываема была то необыкновенным лаянием и воем собак, то гнусным карканием вранов и прочих плотоядных птиц, летающих большими стадами. Два великие светила — безмолвные свидетели всех на земле деяний человеческих — изменились в натуре своей! Солнце, видя повсюду кровь человеческую, льющуюся реками, как бы сжалилось и, скрывая лучи свои, медленно катилось к западу, покрываясь мраком, предвещало нам плач велий и давало нам как бы более время уйти от неприятелей… Пурпуровая луна — скромная подруга ночи, плавая по голубому небосклону, предвещала, что скоро и Москва обагрится кровью, скоро рука злодея и ее сожжет огнем и превратит в безобразную кучу камней…