Надоело Мусоросу пялиться на чадящие, но промахивающиеся по небоскребищу самолеты — глянул вниз на лабиринты промозглых улиц. Лишь на мгновение расслабился и…
— Уфсс! — зашипел, вшпиленный-таки затаившейся до подходящего момента пальмой.
— У-у, неблагодарное дитя Ахрики! Вот соберусь как-нибудь да прикажу остричь наголо… а то — пестицидов насыпать, чтоб сдурела окончательно. — Пнул, срывая гнев, неповинную кадку, что совсем уж не причем, и заскакал на неотбитой ноге вокруг явно злорадствующего растения.
А внизу, меж тем, в отблескивающих неоновой сыростью «асфальтовых джунглях» мельтешили суетящиеся «муравьишки». Водили машины, регулировали движение, вкручивали-выкручивали предписанные энергосберегающие лампочки, продавали-покупали, вступали в общественные или в более интимные отношения, обладали теми или иными мировоззрениями или не обладали вовсе, но не знали для сего мироустройства главного: что и сколько будет стоить завтра — а Мусорос знал! Потому и без помощи небоскреба, пусть даже пальмой уколотый, глядел на жалких, копошащихся людишек свысока.
Плюнул с располагающего к тому местоположения на обеспокоенных заботами «муравейчиков» — закаленное гораздо более экстремальными воздействиями стекло стоически вынесло очередное глумление и принялось терпеливо дожидаться последующего «измывательства». «Последующее» являлось прерогативой неопрятных на внешний вид уборщиков, то и дело снующих туда-сюда в одной связке с мокрыми швабрами, недобро гудящими полотерами да корчащих, пока надзирающие не наблюдают, в витражные окна кривые рожицы, будто их собственные более привлекательны.
— Ну вот. — Мусорос вернулся к милой туго набитому кошельку столешнице.
«Драгоценное вложение капитала», — непременно с теплотой думалось всякий раз перед тем, как любовно огладить деревяшку, словно невесть по какому разу заштопанную «надцатилетнюю» девственницу, столь ценил да холил зарегистрированное оценочным каталогом имущество. Но все же случалось периодически пошаркать лелеемую поверхность толстенной ли чековой книжкой, колпачком ли тяжеленного, золотом налитого «паркера», норовящего выскользнуть из неугасимым волнением трясущихся стариковских пальцев. Происходило то под игривое, в основном, настроение, при редком выписывании скудной даже для скряги суммы якобы на благотворительность. Вот и сейчас, скользя взглядом и нежно оглаживая торчащую углами столешницу, придирчивый по пустякам Мусорос обнаружил царапинку двухнедельной давности.
«А-а!» — сладострастно припомнилось. — Это когда баловал с девчонками из неприличных кварталов — с такими пакостить поинтереснее. Пришлось выписать чек в помощь подросткам из неблагополучных семейств, дабы избавить чад от опеки социально опустившихся, выпавших из менеджерской обоймы родителей, еврокожих, преимущественно, холуевриканцев.