А уж до «Бульгонской» добраться — всенепременное выкупное условие. И ментонера бы прихватить, человек от службы загрубелый, но весьма поднаторел в ратном промысле — в «Бульгонской», точно, пригодится. Не припомню что-то ментонерам меценатствующих. Кроме нас, кто за шалопая деньгу выкупную выплатит?
Но секретаришка не успел высказать сомнение о должностном соответствии «каманданте», который не только завез прямиком в засаду на минное поле, но и всю дорогу безответственно пьянствовал.
— Было тебе сказано, цапля обезьянствующая: не трепаться по-иноземному?! Бы-ыло! Накось, получи!
— Хрясь! — колище до нетерпимости принципиального конвойного с хрустом двинул несколько увлекшегося прожектерством, а потому возвысившего голос переводягу аккурат промеж выпирающих лопаток. Прожектер, хрюкнув на принудительном выдохе, зарылся в снег, будто к рекорду по ныркам в сугробы сызмальства подготавливался.
— Здорово приложился!
— Уме-ет! — по достоинству оценили профессиональные действия полонянники, водила с бомбопращником за компанию с безбашенным стрелком, да проскрипели мимо, торопясь на каторги, а если выйдет милость особого соизволения, то влиться в ряды ушкуйные.
— Гляжу, однако, любитель ты вырубаться, не от бражки, так от чего позабористей. — Вытащил из сугроба тело переводягино, чуть не задохнувшееся, напрасно силящееся набрать в легкие воздуху, подоспевший ментонерский ветеран. Не дожидаясь ни восстановления дыхания, ни новых тычков со стороны любителей дрекольем побаловать, забросил руку за свободу слова пострадавшего себе на набитые плечи да потащил вослед за обозом, пропахивая борозду поглубже санного полоза.
«Остаться без переводчика в столь щекотливом положении?.. Нет, сложившаяся ситуация чревата неприятностями, а то даже — недопониманием. Почему бы ни воспользоваться предложенными услугами чудака-«каманданте», тем более оцениваемые всего-то в ящик джина?»
Легко развернулся секретаришка на промерзших, лыжами скользящих галошах и облаял ушкуйников, что изготовились уж на свой манер поддать скорости кантующему подбитого доходягу доброхоту. Тявкал отрывисто, от проникающего в пасть мороза сипло, зато на самом командном изо всех незнаемых конвойными языке:
— «Халт! Хандер грабер! Нихте дивизионен панцер шляфен! Цурюк нах востен шнапсер дранк!» — Пользуясь застывшим смятением агрессивных аборигенов, подхватил переводягу под болтающуюся на весу руку и в тендеме с ментонером набрал вполне приличный ход.
— И-ишь ты, какую голосистую вражью сыть заполевали. Никак — заезжий тевтон, — сопроводил иноземца уважительный говорок несколько растерявшихся ушкуйничков.