Пока отец разглядывал, ошелушивал шишку, Леонид слез с мотоцикла и, пробуя тяжесть, приподнял мешок Щербы.
— Ого! Килограмм сорок верных будет — вот это старички! А! — засмеялся Леонид и взглянул на отца, но тот насупленно разглядывал шишку.
— Тяжеловато, конечно, но мы не торопимся — потихоньку да помаленьку, глядишь, к вечерку и доползем, — отозвался Щерба. — А может, Леонид Георгиевич, добросите мешочки до моего двора. Как раз вам попутно…
— Ладно, кладите в люльку, а вас не могу — кузов мал, не выдержит, — с шутливым извинением развел руками Леонид.
— Да что там про нас, и на том спасибо… — обрадованно заулыбался Щерба.
— Кедров-то сколько сгубили? — неожиданно спросил Георгий Васильевич.
— Да мы не рубили… За зря, Георгий Васильевич, за зря подумали…
— Что же вы, по кедрам лазили? — ядовито спросил Георгий Васильевич. — Шишка еще не поспела — ее сейчас и палкой не собьешь! Вот и свезти тебя с этим мешком прямо в лесничество! А? — Он смотрел на Щербу гневно, ожидающе, как камень, зажав в рука шишку.
— Вези, вези, коли сила есть… — пробормотал Щерба, уводя глаза в сторону на Махнева, который сидел на своем мешке в стороне и не принимал участия в разговоре.
— Эх, ты!.. Все по задворкам, все пакостишь… — уничтожающе медлительно сказал Георгий Васильевич и, помолчав, бросил Леониду резко, грубо, как будто он был в чем-то виноват:
— Поехали!..
Так и остались старики у дороги со своими мешками.
«Ну, зачем он связался с этим Щербой? Только настроение испортил и себе, и мне», — расстроенно подумал Леонид, и тут отец, словно угадав его мысли, прокричал ему сквозь рев мотора:
— А ты добренький! Гладко хочешь прожить?! Смотри, не обманись…
Ужина Георгий Васильевич не стал ждать: выпил стакан чаю и заторопился домой, чтобы уехать с последним автобусом.
— Да куда же вы на ночь глядя? Отдохнули бы и завтра утром поехали! — всполошилась Лида. Она обиженно взглядывала на Леонида, но он только пожимал плечами: знал, что уговаривать, убеждать отца бесполезно.
— Ну, Лида, спасибо тебе за все… До свидания… — ласково сказал Георгий Васильевич и протянул ей руку. Лида вспыхнула и не знала, что делать, а потом убежала в комнату. Генка стоял возле деда, хмуро смотрел на него и тоже не знал: зареветь ли ему или еще обождать.
Георгий Васильевич погладил его по голове и заспешил к двери…
К остановке они пришли вовремя: автобус уже стоял.
Оба тягостно молчали. Леонид был рад тому, что отец уезжает, и в то же время от этой радости ему было совестно, нехорошо. За два дня с ним он устал от душевного напряжения, от недовольства собой, и ему хотелось остаться одному.