В его капкан, правда, попался лишь один медвежонок, но медведица осталась рядом. Второй медвежонок забрался на спину медведицы. Охотник издали заметил их и поспешил на станцию, не зная что делать, что тут следует предпринять.
— Мне бы сказал, — негромко буркнул каюр, когда весть об этом разлетелась по станции. Я не сомневался, что каюр и здесь прежде всего подумал бы о собачках, которых якобы нечем кормить. Вряд ли сдобровать бы тогда медведице. Но метеоролог был настроен иначе. Думая, как выручить, медвежонка, он и прибежал за помощью на станцию. Но никто не мог сказать, как это сделать: все были уверены, что мать без боя никого к медвежонку не подпустит. Припомнилось, что и за Амундсеном в тот раз, когда он едва не погиб, погналась разъяренная медведица…
— Будет чепуху-то городить, — сказал неожиданно механик, сидевший в углу на лавочке и ковырявший спичкой в зубах. — Собирайся, — сказал он метеорологу. — Покажешь дорогу, вызволим сейчас твоего бедолагу. — И пошел заводить вездеход.
Я у просился с ними. Впервые я мог увидеть медведицу с медвежатами и не сомневался, что при этом можно будет сделать интереснейшие кадры. Я хотел забраться на крышу вездехода, чтобы лучше видеть все, но механик сказал, что так мы лишь сильнее испугаем медведицу. Пришлось садиться в кабину.
Еще издали приметив вездеход, медведица, к моему удивлению, оставила попавшего в капкан медвежонка и, подгоняя другого малыша, торопливо пошла к морю. Механик прибавил скорость, быстро подъехал к метавшемуся в капкане медвежонку, выбежал, ловко схватил его за шиворот, высвободил из капкана (я успел сделать лишь один-единственный снимок) и подтолкнул в сторону уходящей медведицы. Минуту спустя мы уже полным ходом мчались обратно к станции. Припоминая, как медвежонок заковылял, припадая на прищемленную лапу, я подумал: не лучше ли было бы его взять и подлечить. Но механик, суровый с виду, неразговорчивый человек, покачал головой, когда я сказал об этом, и, не отрывая взгляда от окна, ответил, что на воле да с матерью все заживет само собой и быстрее…
Не знаю, как на каюра, но на гидролога мой рассказ об этом оказал облагораживающее влияние. Он, приглашая меня в следующий раз отправиться с ними к палатке, пообещал больше не бить нерп, позволить мне сколько угодно любоваться ими. И я продолжал ездить с ним работать, пока не наступила теплая погода и не пришла пора снимать палатку. Но с тех пор как мы добыли диковинного тюленя, нерпы не смели появляться в палатке в нашем присутствии, будто раз и навсегда решили, что нельзя доверять ее хозяевам.