Когда до этой дыры оставалось совсем немного, я увидел, что из нее высунулась белая мордочка с черным, как пуговица, носом и пропала. Мне показалось, что это песец, и я закричал приятелю, что там песцовая нора. Тот в замешательстве остановился: охота на песцов уже окончилась. Но тут, оценив расстояние, я сообразил, что для песца голова была слишком велика.
— Медведь, — заорал я. — Это медвежья нора! Спасайся!
Но приятель, думая, что я его разыгрываю, недоверчиво улыбаясь, продолжал стоять в трех шагах от входа в медвежью берлогу. Оружия у нас не было. Он все еще стоял в размышлении, когда медведица показалась из своего окошка и рявкнула так, что мой коллега кубарем скатился с сугроба, вмиг нацепил лыжи и припустил к дому так, что, боясь остаться в одиночестве, я взмолился: медведь за нами не бежал и можно было не торопиться. После этого он наотрез отказался ходить со мной на прогулки. Но в доме сидеть было невмоготу, и я стал совершать прогулки один, обходя овраги и ручьи острова, убедив себя, что медведям незачем сюда заходить.
В один из ветреных, пуржистых дней, оказавшись в самом дальнем углу острова, скрываясь от ветра в овраге, я вдруг заметил, как на фоне пасмурного серого неба будто снежный ком взлетел и опал. Помня о недавней встрече с хозяйкой острова, я не на шутку встревожился. Малокалиберная винтовка, которую я теперь с собой всюду таскал, стреляла после серии осечек и надежной защитой быть не могла. Но любопытство победило.
Я осторожно поднялся наверх… и увидел белую полярную сову, трепыхавшуюся в песцовом капкане.
Это была первая птица, появившаяся в этом году на острове. Капкан предназначался, конечно, не ей. Он был оставлен охотниками на песцов. Возможно, кто-то внезапно улетел, не успев закрыть капканы. И полярная сова поплатилась скорее за свою привычку сидеть на возвышений, на самом видном в тундре месте.
Лапа у птицы была перебита, белые штаны окровавлены. Это был совин, самец. Запутавшись, опрокинувшись на спину, выставив вперед когти, он устрашающе шипел и щелкал черным клювом, глядя на меня желтыми, расширенными от ужаса глазами, предполагая, верно, во мне своего убийцу.
Я осторожно взял его, сложил крылья, высвободил из капкана, и совин сразу утих. Я посадил его под шубу, затянулся поясом, и отправился к дому. У дома меня встретил черный, лохматый пес, тоже успевший побывать в песцовом капкане. В упряжке он уже бегать не мог, в котух его вместе с остальными собаками не запирали, и он вечно отирался перед крыльцом, сопровождая на метеоплощадку наблюдателей. Поведя носом, пес преградил мне дорогу, но, когда я приоткрыл полу и, показал ему, кого принес, он вильнул хвостом и отошел прочь, не пожелав знакомиться с товарищем по несчастью.