Эта жестокая грация (Тьед) - страница 231

Женщина кивнула, сдвинув брови на переносице.

– Знаю и с радостью послушаю, чему вы стали свидетелями. А что касается его состояния, то он стабилен, но улучшений пока нет. Однако в подобных ситуациях требуется время.

– Но хоть какое-то улучшение вы заметили, верно? – уточнила Алесса. – Небольшие порезы заживают, синяки исчезают?

После настолько тяжелых травм каждый человек по несколько дней или даже недель находился на грани жизни и смерти. Вот только гиотте к их числу не относились.

– Боюсь, что нет, Финестра. Более того, у него случилось небольшое ухудшение, но мы успели до того, как стало слишком поздно.

Алесса нахмурилась. Еще слишком рано. И он воскрес из мертвых. Многовато для одного человека. Ухватиться было не за что, но она цеплялась за этот лучик надежды.

Пятьдесят шесть

Tutto sapere è niente sapere.

Знать все – значит не знать ничего.

– Porca troia[27], – резко проснувшись, выругался Данте. Только так он последние дни и просыпался.

Каждый раз закрывая глаза, он умирал снова и снова, а каждый раз открывая их, ощущал, будто возрождается из огня.

Спал он, бодрствовал – значения не имело. Облегчения не наступало.

Непрекращающийся шум действовал на нервы. Затрудненное дыхание, тихие стоны, низкие голоса. Еще один день на этой койке, вдыхая дезинфицирующее средство и просыпаясь от терзаний других людей, способен его прикончить.

– Puttana la miseria[28], – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Доктор Агостино бросила на него хмурый взгляд.

– Mi scusi[29], – ответил Данте, только наполовину язвительно. Другие пациенты каждый чертов день выражались куда хуже, а она злилась только на него?

Он не чувствовал боли, он был само воплощение боли. Каждый волосок на голове болел. Но он откладывал это слишком долго. Подавив очередной стон, он сел.

Алесса притягивала его взгляд, как магнит. Она сидела на раскладушке на другом конце комнаты, и стоило ей его увидеть, как засияла от радости.

Вскочила, извинилась и поспешила к нему, оставив солдата, с которым разговаривала, пялиться в спину. Данте подавил улыбку. Она постоянно так делала и даже не замечала. Мчалась от одного человека к другому, перескакивала с мысли на мысль и понятия не имела, что кто-то может за ней не поспевать.

– Как ты себя чувствуешь? – Девушка опустилась на колени рядом с кроватью и взяла за руку, шелковыми перчатками коснувшись обнаженной кожи.

– Сними их, – попросил он мягко.

Ее глаза – сегодня скорее зеленые, чем карие, – округлились, а длинные ресницы затрепетали.

– Позже. Ты восстанавливаешься и…

– Пожалуйста, – взмолился он. – Сними их.