В следующий момент меня протащили через низкий дверной проем, скрытый драпировками, и, проволоча как мешок с мукой по грубым камням, бросили в чернильно-черную камеру. Весь в синяках, царапинах и крови, я лежал, не в силах ни пошевелиться, ни что-либо увидеть, в то время как случайные звуки шаркающих шагов подсказали мне, что охранник близко. Час за часом я лежал неподвижно, каждую минуту ожидая, что меня вытащат на пытку или смерть, и тупо гадая, какую форму это примет, пока, наконец, онемевший, измученный и измотанный, я не потерял сознание.
Я пришел в себя, когда меня схватили и рывком усадили. Я увидел, что камера освещена трепещущим факелом, в то время как двое мужчин поддерживали меня за плечи, а третий подносил к моим губам тыкву с водой. В горле у меня пересохло, и жидкость была как нельзя кстати, а мгновение спустя появился четвертый мужчина с едой. Было очевидно, что священник не собирался позволить мне умереть от жажды или голода, и я задавался вопросом, почему он так заботится о моем комфорте, если я был обречен на верную смерть.
Как только я поел, охранники удалились, забрав факел, и я снова остался в стигийской тьме наедине со своими мыслями. Я задавался вопросом, день это или ночь, но у меня не было возможности судить. Была середина дня, когда я забыл надеть куртку, и, рассудив, что поданная еда, вероятно, была вечерней трапезой, я решил, что сейчас близится закат. В таком случае меня, вероятно, меня уберут с дороги на следующее утро. До появления Хейзена оставалось целых двадцать четыре часа, и я задавался вопросом, что он подумает, когда не увидит никаких признаков моего присутствия в долине — догадается ли он, что я не добрался до города и был убит кунами, и что он сообщит моим друзьям в Колоне.
Но Колон, друзья и Хейзен казались очень далекими, когда я думал о них там, в этой черной дыре, ожидающих смерти от рук странных черных карликов, и, что касалось любой помощи, которую они могли мне оказать, я мог бы с таким же успехом быть на Марсе.
Мои размышления были прерваны появлением моих охранников с факелом. Подняв меня на ноги, они ослабили путы на моих ногах и провели меня через небольшой дверной проем, где мне пришлось низко наклониться, чтобы пройти, и по извилистому, узкому каменному туннелю с низким потолком. Я был уверен, что направляюсь на казнь, и смутные мысли о том, чтобы дорого продать свою жизнь и одолеть своих жалких охранников, приходили мне в голову. Но я отверг такие идеи как бесполезные, потому что даже если бы я преуспел, мне было бы не лучше. В городе были тысячи крошечных человечков, из долины невозможно было выбраться незамеченным, и я не имел ни малейшего представления, куда ведет подземный ход. Попытка к бегству означала верную смерть, и все еще оставался слабый шанс, смутная надежда, что меня все же пощадят и просто депортируют. Итак, пригнув голову и ссутулив плечи, я прокладывал свой путь по туннелю в мерцающем свете пылающего факела.